"Анатоль Абрагам. Время вспять, или Физик, физик, где ты был " - читать интересную книгу автора

поступить на следующий год. Если мама еще могла рассчитывать на свои бывшие
заслуги в красноармейской больнице, то отец (как фабрикант) был безнадежен.
Я думаю, что угроза этого декрета (не знаю, был ли он в конце концов принят
или нет) была главной причиной нашего отъезда. Мои родители не могли себе
представить своих детей без высшего образования.
Сегодня трудно писать о Советской России, не затронув вопроса об
антисемитизме, и я бы солгал, сказав, что в моих воспоминаниях он
отсутствует. Все, что я могу сказать, это то, что я лично от него не
страдал. Конечно, у нас во дворе (никогда в школе) случалось мальчишкам
спросить у меня, зачем собственно мы Христа распяли, но спрашивали они вяло,
и мой ответ их явно мало интересовал. Главную роль играло полное отсутствие
государственного антисемитизма, и мои родители, как и я, твердо верили, что
юдофобство пережиток царизма, который скоро исчезнет навсегда. Если,
заканчивая описание этого первого десятилетия моей жизни, я захотел бы
подвести ему итог, я употребил бы без всякой иронии слегка неудачное
выражение главы французской компартии после ввода советских войск в
Афганистан: "общий баланс положителен". Я чувствовал себя хорошо в своей
семье, я обожал свою мать и гордился отцом, я любил школу, но лучше всего я
себя чувствовал среди своих книг и мечтаний. Могу употребить выражение, к
сожалению, теперь модное во Франции, "мне было хорошо в своей коже". Не
скажу того же про мои первые двадцать лет на Западе, но это уже совсем
другая и весьма длинная история.


II. ФРАНЦИЯ: ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ


Мадемуазель Бертен


Первая любовь

Столкновение с Западом. - Школа. - Семафу, семафу, сема-треграфу и
другие недоразумения. - Кловис обнял культ своей жены или краткая история
Франции
Когда мы высадились - мама, сестра и я - на платформе Северного вокзала
в Париже 25 июня 1925 года, нас встретил дядя Давид, старший брат отца,
который жил во Франции уже более двадцати лет. Он был поражен (или сделал
вид), заметив большой чайник, который мама держала в руке и с которым мы
путешествовали всю дорогу. Я запомнил этот пустяк потому, что он сразу задал
тон нашим отношениям с родственниками отца, - дядей Давидом и его сестрой
Раисой, которые жили в Париже уже много лет. Они были французами, или,
вернее, парижанами, а мы были пришельцами с Востока, или, еще хуже, из
Совдепии, которые были не знакомы с цивилизацией, что и служило поводом для
снисходительного веселья.
Конечно, они были правы; я с самого начала сделал для себя странные
открытия. В ресторане, куда дядя нас повел в первый же вечер, нам подали
артишоки, которых я, конечно, в жизни не видал, с густым белым соусом.
Будучи наблюдательным мальчиком, я сразу заметил, что листьями артишока
набирали соус с тарелки и подносили его ко рту, но меня интриговали две