"Анатоль Абрагам. Время вспять, или Физик, физик, где ты был " - читать интересную книгу автора

правописание пару лет спустя, на французском языке!) Мой сосед вытащил
из-под парты другой экземпляр книги и предложил мне списывать вместе с ним
то, что учитель диктовал. Я охотно согласился: это было удобнее и скорее,
чем прислушиваться к тому, что он мямлил. Каково же было мое негодование,
когда на нас налетел учитель, назвав нас мошенниками, и категорически
отказался поверить моим объяснениям, по правде сказать, довольно
невероятным.
Теперь я хочу сделать скачок на пять лет вперед, на полторы тысячи
километров к западу, из Москвы в Париж, и от оскорбленной невинности к
хитрому обману. Наш преподаватель немецкого языка очень гордился
упражнением, им изобретенным, которое заключалось в следующем: он диктовал
очень медленно немецкий текст, а ученики должны были переводить его в уме на
французский и сразу записывать результат перевода. После окончания диктовки
он оставлял ученикам несколько минут, чтобы перевести свой французский текст
обратно на немецкий, затем собирал тетради. Я скоро сообразил, насколько
целесообразнее было бы записывать прямо немецкую диктовку учителя, а затем,
на досуге переводить ее на французский (опять обращение времени).
Единственная предосторожность заключалась в том, чтобы записывать диктовку
на второй странице. Поразительно, что никому, кроме меня, эта штука не
пришла в голову и что сам я попался только на четвертый или пятый раз, когда
учитель, наконец, удивился замечательному качеству моих переводов. Но я
выкрутился, уверяя, что наивно считал, что в моих поисках эффективности не
было ничего предосудительного. Вот как гнилой Запад разложил меня за пять
лет! - Обратно в Москву!
Те из моих товарищей, которые хотели серьезно учиться, вполне могли это
сделать: учителя были знающими и преданными своему делу и всегда были готовы
отвечать на вопросы в классе или после занятий. Учеников, которые не хотели
учиться, оставляли в покое: собрания учкома, работа над стенгазетой и всякая
общественная деятельность давали им достаточно предлогов, чтобы не готовить
уроков и даже не ходить в классы. Таким образом, они не мешали тем, кто
хотел учиться. К тому же учеников пролетарского происхождения автоматически
переводили в следующий класс, а остальные учились прилежно, так как им не
раз объясняли, что революция не обязана воспитывать неблагодарных буржуев.
Каковы бы ни были слабости и достоинства этой системы, она не пережила
нашего отъезда. (Здесь я, конечно, пишу о том, о чем слышал, но уже не мог
наблюдать сам.) Понемногу вошли в силу экзамены, обязательное присутствие на
уроках и авторитарный порядок. Число уроков было почти удвоено (я еще ходил
в школу только после обеда). Учкомы остались, но их влияние постепенно
свелось к нулю. Число пионеров, своего рода бойскаутов, носителей красных
галстуков и блюстителей нравов, значительно увеличилось. В мой первый год в
школе в моем классе был только один пионер, но на второй год их число
возросло до пяти или шести, в большинстве своем это были девочки. Мы считали
их подлизами, пытавшимися возместить красными галстучками слабость в учебе;
обвинение в высшей степени несправедливое, так как одна из девочек, первой
надевшая красный галстук, считалась в классе второй ученицей. Я говорю
считалась, потому что официально не было ни первого, ни второго, ни
последнего ученика. Кто в классе считался первым учеником, легко угадать.
Моей заслуги тут мало - семейная обстановка "сдала мне крапленые карты".
Очень серьезной была угроза реформы, о которой поговаривали и которая
закрыла бы "буржуазным элементам" вход во вторую ступень, куда я должен был