"Дэниел Абрахам. Предательство среди зимы ("Суровая расплата" #2)" - читать интересную книгу автора

Оту, обратись сперва ко мне, а уж я напишу даю-кво.
- Как прикажете, высочайший, - солгал Маати. Он уже сказал, что верен
даю-кво, но решил не раскрывать смысл этих слов.
Встреча быстро завершилась. Разговор, судя по всему, утомил хая не
меньше, чем долгий путь - Маати. Служанка отвела поэта в дворцовые покои.
Когда Маати закрыл дверь, уже вечерело. Впервые за несколько недель он
смог остаться один, без соседей и попутчиков. Дорога из селения дая-кво до
Мати - не полсезона, как до Сарайкета, но все же долгая.
В очаге пылал огонь; на лакированном столе дожидался гостя чай с
лепешками, приправленными миндалем и медом. Маати присел, чтобы ноги
отдохнули, и закрыл глаза. Весь этот город вызывал у него ощущение
нереальности. Еще более странно, что ему, опальному, доверили такое важное
дело. Маати заставил себя не отмахиваться от неприятной мысли. Да, дай-кво
перестал доверять ему после того, как он потерпел неудачу в Сарайкете и к
тому же отказался бросить Лиат, девушку, которая когда-то любила Оту-кво, но
понесла дитя и ушла к Маати. Будь между этими событиями хоть какой-то зазор,
все могло бы сложиться иначе. Один скандал по пятам за другим - это уж
слишком. По крайней мере так себя утешал Маати.
Тихий стук в дверь отвлек поэта от горьких воспоминаний. Маати одернул
одежду, провел рукой по волосам и сказал:
- Войдите!
Дверь съехала в сторону, впустив юношу зим двадцати в коричневой одежде
поэта. Юноша принял позу приветствия. Маати ответил. Перед ним стоял Семай
Тян, поэт Мати. Широкие плечи, открытое лицо... Вот, подумал Маати, вот кем
я должен был стать! Талантливый мальчик, который с ранней юности, пока его
ум мог принять надлежащую форму, обучался у мастера.
А когда пришло время, он взял груз на себя и спас город - как должен
был поступить сам Маати.
- Я только узнал, что вы прибыли! - начал Семай Тян. - Сказал ведь
слугам, чтобы мне сразу сообщили! Боюсь, меня почитают куда меньше, чем
кажется.
Держался он так весело и непринужденно, будто и вправду не вызывал
трепета и уважения в любом жителе Мати. Всего мира, если на то пошло. А ведь
этот симпатичный круглолицый паренек мог размягчить любой камень - такую
идею Манат Дору перевел в форму человека несколько поколений назад. В его
власти было расплавить любой мост, сравнять с землей любую гору, превратить
великие башни Мати в каменную реку, густую как ртуть, и разрушить весь
город. И он подшучивал над тем, что не выполнили его приказ, будто он
младший писец в доме какого-нибудь портового распорядителя! Маати еще не
уяснил, то ли молодой поэт притворяется, то ли действительно настолько
наивен.
- Хай повелел то же самое, - ответил Маати.
- А, ну ладно! Тогда ничего не поделаешь. Надеюсь, вам отвели хорошие
комнаты?
- Я... я еще не знаю. Толком не осмотрелся. Закрываю глаза и будто до
сих пор прыгаю на ухабах.
Юный поэт рассмеялся смехом, теплым, как летнее солнце. Маати скупо
улыбнулся и тут же укорил себя за невежливость. Семай сел на подушку перед
очагом, скрестив ноги.
- Я хотел сказать вам пару слов до того, как мы начнем работу утром.