"Сергей Абрамов. Двое под одним зонтом (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора - Плохо у тебя пять идет, - сказал Тиль.
- Без тебя знаю, - огрызнулся Дан. Дан - не Коля и тем более не Цезарь. Он не умел делать два сложных дела вместе: сидеть и кидать пять предметов. - Три я освоил в самый цвет. - Три - мало, - лениво протянул Тиль, оглядел с пристрастием свои руки - холеные длиннопалые ладони, ногти ухожены, на безымянном пальце правой - перстень с агатом. А в серединке агата жемчужинка белой каплей. Любил себя Тиль, холил и нежил, чистил-блистил, даже нервничать себе не разрешал. - Три - фуфло. Сказал - и точка. Объяснять - тратить нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются. Тиль никогда их не тратил, даже в те былинные времена, когда трудился партерным акробатом, вскакивал "верхним" в колонну из четырех. Дан тогда еще не родился, наверно. И-никто не родился. Так никто и не ведал, сколько лет Тилю. Может, шестьдесят, а может, все сто. Агасфер. Кстати, почему он - Тиль? В смысле - Уленшпигель? На взгляд Дана, ничего общего: юмора ни на грош, воинственности никакой. Правду он искать не любит, считает, что она, правда его разлюбезная, сама явится, когда пора подоспеет. Да и какая Тилю правда нужна? Тихая, ровненькая, чтоб не тревожила, не будоражила, не выводила его из устойчивого равновесия. Ходит слух, что Тиль - фамилия. Дескать, он француз, голландец или итальянец, чьи щуры и пращуры прибыли в Россию в скрипучей повозке Мельпомены, а потом как-то отстали от нее, осели на русской ниве, натурализовались. Давным-давно, говорят, это случилось. При царе Горохе. не ведал. Всегда Тиль был только Тилем и никем больше, и все в цирке - от мала до велика, от заштатного униформиста до народного артиста - называли его именно так и только на "ты". И он всех на "ты" величал. От народного артиста до заштатного униформиста. Сейчас он сидел в манеже у барьера на складном рыболовном стульчике, который всегда носил с собой в портфеле (о, портфель Тиля! ему надо петь особые саги - его древности и вместительности, где с незапамятных времен умещались сценарии вперемежку с термосом и бутербродами, складной стул и складной зонт, антикварные книги и полный маникюрный набор, коему завидовало не одно поколение цирковых див!), сидел он преспокойненько, вытянув худые ножки, и брюки его являли собой идеал утюжки, а черные полуботиночки сверкали зеркальной ясностью, несмотря на дождь и грязь. Впрочем, ясность эта удивляла менее всего: Тиль носил калоши - это во второй половине двадцатого века! - и они аккуратнейшим образом примостились возле алюминиевой ножки стульчика. - Кстати, Данчик, - сказал Тиль, вынимая из нагрудного кармана пилочку для ногтей и проводя ею по отполированному ноготку на мизинце; что-то там его не устроило, какую-либо шероховатость обнаружил его придирчивый глаз: - Тебе некая шантретка звонила. Дан слез с моноцикла, сел на барьер, массировал запястья, слушал Тиля вполуха: - С чего ты взял, что шантретка? И почему шантретка, а не шатенка? - Милый Данчик, отвечаю по мере поступления вопросов. Ответ первый: по голосу, голос у нее был шантретистый. Ответ второй: так куртуазнее. |
|
|