"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу авторабессмертии, ты тоже скользишь, сползаешь в мир, как бы все еще
существующий... Не Каины, нет, и не Всекаины перед Нею, перед Всеженщиной, а люди, которые встретились в далеком, дальнем Космосе, состыковали свои аппараты, и о чем же нам говорить как не о родной, о прекраснейшей своей Земле? Про то, как много на ней всего и как все отрегулировано на тысячи и тысячи лет счастливой жизни, на миллионы лет для сотен тысяч поколений: воздух и вакуум, вода и огонь, свет и тьма, тепло и холод, любые краски, звуки, пища на любой вкус... Но главное, сколько всего лишнего, вроде бы необязательного, но без чего и самое необходимое будет пресным, без радости,- сколько на Земле всего, что не загрузишь, не возьмешь, не прихватишь в самую вместительную ракету или подлодку, не запасешь впрок и что потом в снах видишь - самое "ненужное", "необязательное" как раз и видишь. Роса до колен, холод в мокром еловом лесу (почему-то железная горечь во рту), шершавый от мелкой щебенки, голубой, озвученный на всю глубину бегущими вниз ручейками, дышащий постоянны ветром ледник; сладко налипающий в ноздрях, в глотке степной мороз... И люди, люди, тысячи случайных, надоевших, мешающих, не знаешь, куда от них убежать, уединиться,- но это лишь когда они есть, окружают, теснят и когда знаешь, уединившись, что они где-то там. В этом все дело - знать, что они есть. Да, система идеальная, все мыслимые и немыслимые варианты предусмотрены, сам господь бог конструировал, с запасцем. Мы захлебывались памятью об ушедшем, утерянном, загубленном как о существующем. Брызги должны были бы обдавать, охлестывать и нашу Женщину, но Она и без того радостью переполнена, вся сосредоточена на новом для Нее привыкнуть, что они спрятаны от мира, закрыты - совсем иное самоощущение. Все другое, вся другая. Вновь Рождающаяся - это так просто и объяснимо: у Женщины новый наряд! А не самое ли время теперь, когда нас, мужиков, уже двое, повспоминать о сугубо солдатских наших радостях? Даже на корточки присели друг против друга - у гостя (при его почти юношеском облике) запасец впечатлений немалый, ну а мне, старику, тоже не хотелось бы отстать. Он с ходу про нью-йоркскую 42-ю улицу, куда мужская часть человечества, что и говорить, не идет, а стекает, человека порой так потянет сверху вниз, ничего с собой поделать не можешь - уж лучше сразу и сполна, чтобы избавиться от уводящих, раздражающих мыслей-помыслов, а потом вернуться к себе обычному и привычному. Сам там побывал, "причастился". Не отпугнули и три креста-крестика, наоборот, туда как раз и устремился. Мало фильма, так еще... Сначала не поверил, что это правда, когда экран вдруг погас, буднично загорелся свет в зале и двое поднялись на сцену - сначала плоть черная, тут же изящно освободившаяся от халатика, затем - чуть посветлее, мужская, очень спортивная; из репродукторов на стенах вырывалась, оглушая, музыка, но самое оглушающее происходило на сцене перед экраном, на специально поставленной там кушетке. При этом самец-мужчина все посматривал в зал и, похоже, подмигивал нам как мужик мужикам... - Вот вы какие! - раздался голос над нами как с неба. Я и Третий, сидя на песке, виновато смотрели на Женщину, которая нам показалась почти огненной (в руках оранжевый скафандр все мнет, ощупывает - |
|
|