"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу автора

вы, женщины,- время, то есть самое таинственное, что есть в материи. То, что
зовет, увлекает в будущее. Через рождения и смерти. Иногда так повлечет,
потащит по Млечному Пути, что и про вас забываем.
- Вот-вот!
- Расширение, разлетание вселенной - от вас, все это вы. И не
жалуйтесь, если, устремляясь за вами, мы потом не можем остановиться. Так
говорил одессит.
- Это кто?
- Мой Пом, помощник. Когда-нибудь расскажу.
- Я - пустая, да? - снова Она о своем.- Мне зверята все снятся.
Беспокойные, бессовестные. Обжоры! Но я, наверное, пустая, прости...
Поднялась, отошла в сторону. Ладно, лучше не продолжать. Пусть сама
успокоится. Зажмурясь, запрокинув к солнцу лицо так, что волосы опустились
чуть не до пят, стоит надо мной этакой бесстыжей Эйфелевой башней. А я
смотрю на Нее, раздавленный этим архитектурным великолепием.
Наготы своей мы не стыдимся. Моя - что о ней думать. Ну а Ее нагота -
ее и видишь и не видишь. Как бьющий в глаза свет...

5


У хаце ўжо маей будзь гаспадыняй -

Няма ў мяне нiкога, проч цябе;
Сядзь на пачэсны кут, мая багiня,
I будзем думы думаць аб сабе.

Янка Купала, "Яна i я".[10]


Мы готовим завтрак, Ей скоро есть захочется, и тогда - пожар! Лучше
заранее за дело примемся. Знаем вас, не первый день! Да, не первый. У нас
есть уже и общие воспоминания. Как мы вот эту запасную кухню оборудовали,
чтобы тут же, сразу после душа, приступить к насыщению, "кормить зверя"
(комплимент Ее аппетиту, и, пожалуй, преувеличения тут нет). Теперь-то у нас
и рыба и крабы, хотя и похожие на пауков, а было время, когда пауки только и
были нашими соседями по острову. Со всех скал свисали белые, похожие на
хлопья пышной изморози рваные сети и канаты гигантской паутины, а на них
висели, раскачивались комки черной плоти, безглазые. Безглазые, слепые, но
за нами следили неотступно и даже как-то оповещали о наших передвижениях
сородичей на другом конце острова: отовсюду сползались по беззвучному
сигналу, стоило нам забраться на ночь в пещеру или просто уснуть под скалой.
Проснемся, а нас уже "приканатили", как лилипуты Гулливера, паутиной
обмотали и прилепили-прикрепили - им так хотелось нас обездвижить,
замуровать, не выпустить. За ночь намертво забивали вход в наше жилище белой
липкой массой.
Но особенно березкам доставалось, будто знали бегающие по своим сетям
слепцы, что березки - самое родное и близкое нам на этом острове. Тогда они
слабенькие были, тоненькие подросточки: каждое утро приходилось поднимать,
высвобождать их из-под слякотной тяжести (точно внезапный снег выпал