"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу авторавы, женщины,- время, то есть самое таинственное, что есть в материи. То, что
зовет, увлекает в будущее. Через рождения и смерти. Иногда так повлечет, потащит по Млечному Пути, что и про вас забываем. - Вот-вот! - Расширение, разлетание вселенной - от вас, все это вы. И не жалуйтесь, если, устремляясь за вами, мы потом не можем остановиться. Так говорил одессит. - Это кто? - Мой Пом, помощник. Когда-нибудь расскажу. - Я - пустая, да? - снова Она о своем.- Мне зверята все снятся. Беспокойные, бессовестные. Обжоры! Но я, наверное, пустая, прости... Поднялась, отошла в сторону. Ладно, лучше не продолжать. Пусть сама успокоится. Зажмурясь, запрокинув к солнцу лицо так, что волосы опустились чуть не до пят, стоит надо мной этакой бесстыжей Эйфелевой башней. А я смотрю на Нее, раздавленный этим архитектурным великолепием. Наготы своей мы не стыдимся. Моя - что о ней думать. Ну а Ее нагота - ее и видишь и не видишь. Как бьющий в глаза свет... 5 У хаце ўжо маей будзь гаспадыняй - Няма ў мяне нiкога, проч цябе; Сядзь на пачэсны кут, мая багiня, Янка Купала, "Яна i я".[10] Мы готовим завтрак, Ей скоро есть захочется, и тогда - пожар! Лучше заранее за дело примемся. Знаем вас, не первый день! Да, не первый. У нас есть уже и общие воспоминания. Как мы вот эту запасную кухню оборудовали, чтобы тут же, сразу после душа, приступить к насыщению, "кормить зверя" (комплимент Ее аппетиту, и, пожалуй, преувеличения тут нет). Теперь-то у нас и рыба и крабы, хотя и похожие на пауков, а было время, когда пауки только и были нашими соседями по острову. Со всех скал свисали белые, похожие на хлопья пышной изморози рваные сети и канаты гигантской паутины, а на них висели, раскачивались комки черной плоти, безглазые. Безглазые, слепые, но за нами следили неотступно и даже как-то оповещали о наших передвижениях сородичей на другом конце острова: отовсюду сползались по беззвучному сигналу, стоило нам забраться на ночь в пещеру или просто уснуть под скалой. Проснемся, а нас уже "приканатили", как лилипуты Гулливера, паутиной обмотали и прилепили-прикрепили - им так хотелось нас обездвижить, замуровать, не выпустить. За ночь намертво забивали вход в наше жилище белой липкой массой. Но особенно березкам доставалось, будто знали бегающие по своим сетям слепцы, что березки - самое родное и близкое нам на этом острове. Тогда они слабенькие были, тоненькие подросточки: каждое утро приходилось поднимать, высвобождать их из-под слякотной тяжести (точно внезапный снег выпал |
|
|