"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу авторамгновенными осколками разлетаются в разные стороны, мы (Она особенно) с
криком бросаемся к ним, хватаем добычу. Пугливо откидывая голову назад и в сторону, Она изо всех сил прижимает бьющуюся рыбину к животу, к груди и кричит умоляюще: - Забери, я их боюсь! Попадаются и крабы, они, как и прибрежные черепахи, почти совсем голенькие, беспанцирные, похожие на огромных розовых пауков. Грохот воды, возбужденные крики моей Евы - это наш ежеутреннии праздник. Но нам (мне) все время слышится сдавленная тишина - молчание стальной двери за пологом воды. Желтая от ржавых потеков, узкая и двустворчатая, как в лифте, кем-то спрятанная дверь. Если зайти сбоку или, еще лучше, втиснуться между скальной и водяной стенками, можно коснуться холодного металла, пальцем провести по заржавевшей щели между створками. Ржавчина наросла буграми, хлопьями, кричаще-желтая, совсем как те цветы. Я пробовал стучать камнем, чтобы определить толщину: плита-глыба почти полуметровая. Иногда я один наведываюсь сюда отмываться от того, что Ей кажется запахом тлена, вонью. Она же без меня сюда не ходит. И не любит одна здесь оставаться. Когда я отправляюсь к источнику-криничке за пресной водой, бежит, догоняет меня, как собачка. А если все-таки останется возле "кухни" (у нас и здесь костерик тлеет), начинает громко петь, чтобы слышать себя, зная, что и я Ее слышу. Дверь, дверь тому причиной. Избитые, истерзанные до сладкой боли в мышцах, мы выбегаем из-под жестких струй водопада и растягиваемся на теплых камнях. Рыбин, крабов мы насобирали, нахватали достаточно, теперь они у нас плавают в специальной В такие минуты Она любит поговорить о вещах, о которых мы обычно и думать и говорить избегаем. Стараюсь развеселить, перевести разговор: - "Клянусь, фантазия моя на этот раз чрезмерна... И если все это есть я, то глуп я стал, наверно..." Щегольнул капитан-подводник цитатой из "Фауста". А могу из "Илиады", а то из Шекспира. Бессмертные слова, фразы, мысли - казалось, износа не будет им, хватит на тысячелетия миллиардам людей. Осталось (|и надолго ли?) то, что подобрала утлая лодчонка моей памяти,- отрывки, осколки, ошметки... Кажется, я только добавил печали в душу Женщины. - Тебе весело? Мне - нет. А еще эта дверь... - Далась тебе эта дверь! Склад какой-нибудь. - А почему же закрою глаза - и сразу: огоньки, огоньки скачут? Ты их не видишь?.. Я упрашивающе глажу Ее прохладное плечо: ну не надо! Но когда вот так прикоснешься к Ее коже, от "не надо" так близко делается к "надо", так же близко, как от Ее плеча к груди... Но мою руку крепко сжали и положили на теплую скалу, - Вот так, забирай ее и не отпускай. А то оба у меня получите! Усмешка, однако, недолго продержалась в Ее голосе. - Знать бы хотя, что этот остров и то, что с нами,- правда, старухой готова быть, но только чтобы - правда! - Еще набудешься. И мамой и прабабушкой. А знаешь, кто ты? Увести, увести Ее мысли от этой желтой двери. - Если мужчина - живое продолжение вот этих камней, этого водопада, то |
|
|