"Георгий Адамович. Мои встречи с Анной Ахматовой " - читать интересную книгу автора

самому себе внимания как можно меньше.
Анна Андреевна провела в Париже три дня. Был я у нее три раза. При
первой же встрече я предложил ей поехать на следующее утро покататься по
Парижу, где дважды была она в ранней молодости, больше чем полвека тому
назад. Она с радостью приняла мое предложение и сразу заговорила о
Модильяни, своем юном парижском друге, будущей всесветной знаменитости,
никому еще в те годы неведомом.
Был чудесный летний день, один из тех ранних, свежих, прозрачно-ясных
летних дней, когда Париж бывает особенно хорош. За Ахматовой мы заехали
вместе с моими парижскими друзьями, владеющими автомобилем и заранее
радовавшимися встрече и знакомству с ней. Прежде всего Анне Андреевне
хотелось побывать на рю Бонапарт, где она когда-то жила. Дом оказался
старый, вероятно восемнадцатого столетия, каких в этом парижском квартале
много. Стояли мы перед ним несколько минут. "Вот мое окно, во втором
этаже... сколько раз он тут у меня бывал", - тихо сказала Анна Андреевна,
опять вспомнив Модильяни и будто силясь скрыть свое волнение. Оттуда поехали
в Булонский лес, где долго сидели на залитой солнцем террасе какого-то кафе,
и, наконец, отправились на Монпарнас, завтракать в "Куполь", шумный,
переполненный народом ресторан, до войны бывший местом ночных встреч
парижской литературной и художественной богемы, в том числе и русской,
эмигрантской.
Ахматова села, внимательно оглядела огромный квадратный зал,
улыбнулась, вздохнула, и, наконец, сказала:
- Если бы вы знали, что это!.. вот так сидеть... А вокруг все эти люди,
эта молодежь... входят, выходят, смеются, веселые, оживленные, беспечные...
Фразу она оборвала, своего "если бы вы знали" не договорила, не
объяснила. Но объяснений и не нужно было, и недопустимо было бы на них
настаивать. Все было понятно. Вскоре разговор перешел на литературу: иных
тем Анна Андреевна, по-видимому, избегала, касаясь их лишь случайно и
нехотя. Еще до завтрака она, например, несколько раз произнесла слово
Ленинград. Я спросил ее:
- Вы говорите Ленинград, а не Петербург?
Спросил потому, что слышал, будто советская интеллигенция, по крайней
мере большая часть ее, предпочитает теперь говорить не Ленинград, а
Петербург или иногда по-простонародному - Питер. Ахматова довольно сухо
ответила:
- Я говорю Ленинград потому, что город называется Ленинград.
Я почувствовал, что о многом ей говорить трудно и больно, тут же
пожалев, что задел один из таких предметов. В ее голосе мне почудился упрек,
даже какой-то вызов: "зачем задавать мне такие вопросы?" Не думаю, чтобы я
ошибся в своей догадке.
Встретился я с Анной Андреевной во время ее пребывания в Париже,
повторяю, три раза. Разговоров было много. Приведу некоторые их обрывки, не
стремясь через два года к искусственной, поддельной последовательности и
связности. Помню общее содержание бесед, но не помню их порядка.
Меня интересовало отношение Ахматовой к Марине Цветаевой. В далекие
петербургские времена она отзывалась о ней холодновато, вызвав даже однажды
недовольное восклицание Артура Лурье:
- Вы относитесь к Цветаевой так, как Шопен относился к Шуману.
Шуман боготворил Шопена, а тот отделывался вежливыми, уклончивыми