"Георгий Адамович. Дополнения к "Комментариям"" - читать интересную книгу авторазнаешь и сквозь которую отчетливо видишь, безошибочно угадываешь многое, что
иначе расплылось бы туманным пятном. Кого же человек вправе судить, а может быть, и осудить, кроме самого себя, - и разве не именно о суде в данном случае речь? Конечно, найдутся люди, которые скажут: "Эгоцентризм, интеллигентский гамлетизм, запоздалые декадентские хитросплетения и домыслы!" - тут же сославшись на "наше время, когда...", договорившись, пожалуй, даже до времени, видите ли, "динамического". Но с этим нельзя считаться: "не надо объяснять". А так как на самого себя случается все же иногда взглянуть и со стороны, улавливая то, что может именно со стороны показаться досадным, то я колебался, не озаглавить ли эти заметки ироническим словом "мерси", в память Кармазинова, многословно "кладущего перо". Однако лучше обойтись без "мерси", да и уж слишком много злобы вложил Достоевский в этот свой пасквиль, впрочем, не спорю - гениальный. * * * (XL) Отчего мы уехали из России, отчего живем и, конечно, умрем на чужой земле, вне родины, которую, кстати, во имя уважения к ней, верности и любви к ней надо бы писать с маленькой, а не с оскорбительно-елейной, отвратительно-слащавой прописной буквы, как повелось писать теперь. Не Родина, а родина: и неужели Россия так изменилась, что дух её не возмущается, не содрогается всей своей бессмертной сущностью при виде этой прописной буквы? На первый взгляд - пустяк, очередная глупая, телячье-восторженная выдумка, но неужели все мы так одеревенели, чтобы не щедринскому Иудушке? "Последнее прибежище негодяя - патриотизм", сказано в "Круге чтения" Толстого. Не всякий патриотизм, конечно, сам Толстой основными чертами своего творчества, смыслом и сущностью явления "Толстой" опровергает этот полюбившийся ему старый английский афоризм. Дело, по-видимому, в том, что приемлем патриотизм лишь тогда, когда он прошёл сквозь очистительный огонь сомнения и отрицания. Патриотизм не дан человеку, а задан, он должен быть отмыт от всей эгоистической, самоупоенной мерзости, - безотчетной или сознательной, все равно, - которая к нему прилипает. С некоторым нажимом педали можно было бы сказать, что патриотизм надо "выстрадать", иначе ему грош цена. В особенности патриотизму русскому. Отчего же все-таки мы уехали из России? Или, точнее: раскаиваться ли в том, что уехали, считать ли это ошибкой, даже несчастьем, исторически, может быть, и оправданным, но всё-таки несчастьем, тяжкой бедой, на нашу долю выпавшей? Не могу удержаться от того, чтобы сразу, до всяких объяснений, разъяснений и соображений, не сказать: нет, нет, нет, не было ошибки, да и несчастья нет, поскольку всякие практические невзгоды, с бесправным положением беженца, со скитальчеством и неуверенностью в завтрашнем дне, с холодно-вежливым безразличием иностранцев к самому факту эмиграции во всех его проявлениях, поскольку всё это искупается с лихвой - о, с огромной, неисчислимой лихвой - ощущением какой-то почти метафизической удачи, решения долго смущавшей загадки! Даже больше: освобождения, - как бывало после трудного, страшного шага, который наконец сделан. Произошло то, что должно |
|
|