"Георгий Адамович. Дополнения к "Комментариям"" - читать интересную книгу автора

знаешь и сквозь которую отчетливо видишь, безошибочно угадываешь многое, что
иначе расплылось бы туманным пятном. Кого же человек вправе судить, а может
быть, и осудить, кроме самого себя, - и разве не именно о суде в данном
случае речь? Конечно, найдутся люди, которые скажут: "Эгоцентризм,
интеллигентский гамлетизм, запоздалые декадентские хитросплетения и
домыслы!" - тут же сославшись на "наше время, когда...", договорившись,
пожалуй, даже до времени, видите ли, "динамического".
Но с этим нельзя считаться: "не надо объяснять". А так как на самого
себя случается все же иногда взглянуть и со стороны, улавливая то, что может
именно со стороны показаться досадным, то я колебался, не озаглавить ли эти
заметки ироническим словом "мерси", в память Кармазинова, многословно
"кладущего перо". Однако лучше обойтись без "мерси", да и уж слишком много
злобы вложил Достоевский в этот свой пасквиль, впрочем, не спорю -
гениальный.

* * * (XL)

Отчего мы уехали из России, отчего живем и, конечно, умрем на чужой
земле, вне родины, которую, кстати, во имя уважения к ней, верности и любви
к ней надо бы писать с маленькой, а не с оскорбительно-елейной,
отвратительно-слащавой прописной буквы, как повелось писать теперь. Не
Родина, а родина: и неужели Россия так изменилась, что дух её не
возмущается, не содрогается всей своей бессмертной сущностью при виде этой
прописной буквы? На первый взгляд - пустяк, очередная глупая,
телячье-восторженная выдумка, но неужели все мы так одеревенели, чтобы не
уловить под этим орфографическим новшеством чего-то смутно родственного
щедринскому Иудушке?
"Последнее прибежище негодяя - патриотизм", сказано в "Круге чтения"
Толстого. Не всякий патриотизм, конечно, сам Толстой основными чертами
своего творчества, смыслом и сущностью явления "Толстой" опровергает этот
полюбившийся ему старый английский афоризм. Дело, по-видимому, в том, что
приемлем патриотизм лишь тогда, когда он прошёл сквозь очистительный огонь
сомнения и отрицания. Патриотизм не дан человеку, а задан, он должен быть
отмыт от всей эгоистической, самоупоенной мерзости, - безотчетной или
сознательной, все равно, - которая к нему прилипает. С некоторым нажимом
педали можно было бы сказать, что патриотизм надо "выстрадать", иначе ему
грош цена. В особенности патриотизму русскому.
Отчего же все-таки мы уехали из России? Или, точнее: раскаиваться ли в
том, что уехали, считать ли это ошибкой, даже несчастьем, исторически, может
быть, и оправданным, но всё-таки несчастьем, тяжкой бедой, на нашу долю
выпавшей?
Не могу удержаться от того, чтобы сразу, до всяких объяснений,
разъяснений и соображений, не сказать: нет, нет, нет, не было ошибки, да и
несчастья нет, поскольку всякие практические невзгоды, с бесправным
положением беженца, со скитальчеством и неуверенностью в завтрашнем дне, с
холодно-вежливым безразличием иностранцев к самому факту эмиграции во всех
его проявлениях, поскольку всё это искупается с лихвой - о, с огромной,
неисчислимой лихвой - ощущением какой-то почти метафизической удачи, решения
долго смущавшей загадки! Даже больше: освобождения, - как бывало после
трудного, страшного шага, который наконец сделан. Произошло то, что должно