"Георгий Адамович. Оправдание черновиков" - читать интересную книгу автора

"отображением" последних партийных сдвигов. У них отнято право на замысел,
основной, скрытый за фабулой. Основной замысел дан заранее, пересмотру не
подлежит, он - неотъемлемая собственность людей, сидящих в Кремле. Но надо
сказать правду: "работников пера", свободных, однако не чувствующих
потребности спуститься к истокам бытия, тоже занятых лишь обслуживанием
своей аудитории, таких "работников пера" очень много и на Западе.
Другой писатель берёт перо в руки для того, чтобы что-то себе самому
объяснить, что-то по мере сил сказать и передать другим, до чего-то
договориться. И так всю жизнь, до последней строки.
Решать, кто этих писателей даровитее, кто нужнее, - дело спорное. То
один, то другой: мнение, вероятно, разделятся. Бесспорно только то, что
ничего между ними общего нет, кроме внешних признаков: перо, бумага, печать.

* * *

По поводу "Алеши-горшка", маленького посмертного рассказа Льва
Толстого.
Бывало в гимназии: решаешь задачу, с логарифмами и прочим, бьёшься,
путаешься, сомневаешься, и вот, наконец, в заключение остаётся два числа,
скажем, плюс 347 и минус 347. Результат, значит, ноль. Тогда знаешь, что
решил задачу правильно: случаен ноль быть не может. Если бы в конце было 347
с одной стороны, а с другой 1826, уверенности не было бы. Но раз ноль,
неверным решение быть не может.
В "Алёше-горшке" будто такой ноль в конце. Всё решено верно. Всё
просто. А с Достоевским ещё бьёшься над логарифмами, не зная, к чему
придёшь, и сомневаясь, не вкралась ли в задание ошибка.

* * *

Легенда о Фаусте основана на ложной предпосылке.
Конечно, "старость не радость", и старик рад был бы избавиться от
разного рода немощей, связанных с возрастом. Старику хотелось бы снова быть
здоровым, сильным, каким был он лет в сорок или даже в пятьдесят... Но всё
начать сначала, всю жизнь со всей её суетой и невзгодами? Приняться опять со
вступительных строк читать книгу, "исполненную тревог, обманов, горя и
зла", - как сказано в "Анне Карениной", - опять быть двадцатилетним
мальчишкой, со всеми мальчишескими иллюзиями, со всем тем, во что рано или
поздно эти иллюзии превращаются? Нет, за это продать душу дьяволу согласятся
лишь немногие.
Разве что дьяволу удастся перед заключением сделки помутить старику
разум. Есть инстинкт конца, инстинкт ненужности, недопустимости повторения
всего того, чему исполнился срок.

* * *

"Новь" - вместе с "Отцами и детьми" - едва ли не лучший роман
Тургенева. А успеха "Новь" имела мало, и до сих пор она причисляется к
тургеневским неудачам. Зато сладковатое "Дворянское гнездо", - "un roman
facile"*, по меткому определению Андре Моруа, - читалось в "пароксизмах
наслаждения", как было сказано вскоре после его появления, и длились эти