"Георгий Адамович. Оправдание черновиков" - читать интересную книгу автора

Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души.

Или в восьмой главе, по-моему, лучшей в "Онегине", на балу, до встречи
Евгения с Татьяной, до строфы "С блестящей Ниной Воронскою, сей Клеопатрою
Невы", до монолога Татьяны "Сегодня очередь моя", до всего этого, строки, о
которых без малейшей натяжки можно сказать, что написаны они "спустя
рукава":

К ней дамы подвигались ближе,
Старушки улыбались ей,
Мужчины кланялись ей ниже,
Ловили взор её очей.

Существуют любители поэзии, поклонники и почитатели Пушкина, -
безоговорочные, "inconditionnels"*, как говорят теперь во Франции о наиболее
ревностных приверженцах генерала де Голля, - в беседе с которыми нельзя
этого касаться. В ответ изумление, негодование: сноб, выскочка, капризный
придира! Всё у Пушкина будто бы одинаково хорошо, ни одного "кое-как". На
солнце русской поэзии нет пятен. Но ведь эта пушкинская небрежность, -
повторяю, умышленная или непроизвольная, - необходима, во всяком случае
благотворна. Это передышка, облегчающая дальнейшее, более глубокое дыхание.
У Баратынского в "Бале" напряжение непрерывно, и отчасти из-за этого поэмы
Баратынского безнадежно увяли. В противоположность его стихам, в особенности
коротким.
Но Пушкин то же делает иногда и в стихах. Начало знаменитого "Когда для
смертного умолкнет шумный день..." тянется тяжеловато, и лишь со строки
"Воспоминание безмолвно предо мной..." всё взвивается к небу, как самолёт
после долгого пробега по земле. Кстати, это стихотворение повторял в
старости Толстой, но хотел изменить "строк печальных" на "строк постыдных".
Нет, "печальных" лучше. Если бы речь шла не о Толстом, хотелось бы повторить
то, что Анненский писал в "Аполлоне" по поводу критиков, которые высмеивали
строку "Дыша духами и туманами" в блоковской "Незнакомке":
- Нельзя, нельзя без "туманами", педанты несчастные!
Нельзя без "печальных".
_________________________
* абсолютные, безусловные (фр.)

* * *

Есть два типа писателей, и то же слово - "писатель" - объединяет людей,
имеющих между собой до крайности мало общего.
Один кончает книгу и, отдохнув недельки две или больше, думает: о чём
бы написать ещё? Может быть, о скрытых причинах войны 1914 года? Или
биографию общественного деятеля, когда-то видного и влиятельного, а теперь
полузабытого? Материалы можно было бы подобрать любопытнейшие. Или роман с
использованием недавно нашумевшей любовной истории, трагически оборвавшейся?
Это, может быть, и не плохой писатель, опытный, умелый, но, прежде всего,
это - "работник пера", обслуживающий известную аудиторию. Такими поневоле
стали почти все советские литераторы с их поездками на целину или