"Георгий Адамович. Наши поэты: Георгий Иванов, Ирина Одоевцева" - читать интересную книгу автора

Есть в нашей новой поэзии стихотворение, которое уместно было бы
сопоставить со стихами Блока или Георгия Иванова. Принадлежит оно Андрею
Белому, "Золотому блеску верил...". Позволю себе предварительно высказать
суждение, идущее вразрез с мнением общепринятым: Андрей Белый был, по-моему,
в стихах малоталантлив, хотя в других областях наделен был дарованиями
исключительными. Еще совсем недавно, перечитывая посвященную Белому книгу
Мочульского, где приведено множество его стихотворений, я удивлялся: одно
хуже другого; и даже те знаменитые строфы Белого, где он в
страстно-страдальческом тоне обращается к России, до нелепости напоминают
Некрасова и при этом великом воспоминании мгновенно превращаются в
стилизованный и лубочный прах. Мочульский по своей привычке - несколько
портящей его умные и содержательные работы, в частности книгу о
Достоевском - почти непрерывно восхищается, и чем голословнее его восторги,
тем сильнее вызываемая цитатами досада. Однако раз или два в жизни Белому
удалось в стихах как бы прорваться дальше, за стихи, и таково это
стихотворение "Золотому блеску верил". Блок его не написал бы. Георгий
Иванов - тоже: не могли бы и не хотели бы. Оба, вероятно, почувствовали бы,
что самая материя этих строк серовата, порочна, их дарование увело бы их в
сторону от этих сводящих скулы своей непосредственностью загробных стенаний.
Стихотворение Белого и гениально, и слабо, и надеюсь, дорогой читатель, -
вернемся на минуту к "белинско-михайловскому" критическому жанру! - надеюсь,
читатель, что вы не пожмете плечами, а если надо, подумав, согласитесь, что
в этом сочетании слов нет нарочитой парадоксальности! Гениально, - потому,
что Белый был необыкновенным человеком, истерзанным, но грандиозно
истерзанным своими умственными исканиями и катастрофами, и иногда это ему
удавалось в своих писаниях отразить, именно отразить, а не выразить. Слабо -
потому, что он не был поэтом. Искусство имеет свои непреложные законы, имеет
и свои пределы, и случайному гостю в нем легче те и другие переступить.
Закроем, по давнему, вечно мне памятному совету Льва Шестова, книгу,
постараемся забыть отдельные стихи Георгия Иванова, отдельные его строки, -
что останется от них в памяти? Не колеблясь, я скажу - свет, да и не это ли,
не именно ли свет, в сознании задерживающийся, есть основное свойство,
основной признак всякого творчества, достойного имени поэзии? У Георгия
Иванова это удивительно. Насмешки, намеки, умышленно смешанные с
поэтическими условностями, куски самой низменной, повседневной
обывательщины, вроде какого-нибудь "вчерашнего пирожка", грязь вперемежку с
нежностью, грусть, переходящая в издевательство, а надо всем этим - тихое,
таинственное, немеркнущее сияние, будто оттуда, сверху, дается этому
человеческому крушению смысл, которого человек сам не в силах был бы
найти... Кстати, если когда-нибудь стихи Георгия Иванова дойдут в советскую
Россию, как будут они там восприняты? Нет сомнения, что возбудят они
страстный и длительный интерес, тревожно-напряженное внимание, сколько бы
критики ни бились над разъяснением их "упадочного" характера. У Ник.
Тихонова есть, помнится, строка, если не ошибаюсь, относящаяся к англичанам:
"...И дубовых наплодят ребят". В России сейчас массовое производство
"дубовых ребят" стало целью, идеалом и объектом всех государственных усилий,
но едва ли, едва ли цель эта окажется полностью достигнутой. Будем
надеяться, во всяком случае, что в нашей России, где должны же все-таки
остаться "русские мальчики" карамазовской складки, она полностью недостижима
и что после бойких и ловких од в честь какой-нибудь "доярки, успешно