"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)" - читать интересную книгу автора

Здесь немало рецензируется незначительных книг, есть явно проходные
заметки, да и статьи по серьезному поводу могут подчас вызвать
разочарование. Тем не менее, выбирать из этого словесного потока перлы -
значило бы загубить замысел. Адамович был убежден, что о самом серьезном не
надо говорить вслух, напрямую, неуклонно стремясь к ядру, к сути, - ибо это
почти всегда нечто невыразимое, и определения его лишь опошлят, а настоящий
смысл все равно ускользнет. Зато куда больше метких наблюдений и умных
мыслей бывает высказано в непринужденной болтовне на пустяковые подчас темы.
В этом он был абсолютно солидарен с Георгием Ивановым, у которого в строках
"Поговори со мной о пустяках, / О вечности поговори со мной..." не вечность
называется пустяком, как иной раз полагают. Здесь то же самое предложение
поговорить по душам, как болтают хорошие знакомые, говорящие на своем
собственном языке, когда не надо напрягаться, произносить громкие слова и
условливаться о терминах, а в результате сказать друг другу гораздо больше и
как раз о самом важном и существенном, о чем по-другому и сказать-то
невозможно. В какой-то мере "Литературные беседы" были попыткой именно
такого разговора с эмигрантским читателем, и, судя по отзывам современников,
попытка удалась.
В этих небольших эссе, написанных устанавливающимся пером, можно уже
разглядеть многие темы и мотивы, которые станут главными в зрелом творчестве
Адамовича. Видно и стилистическое единство. Георгий Иванов считал
"Комментарии" Адамовича "антиподами его блестящих газетных фельетонов"
Его быстрый прихотливый ум молниеносно перескакивал с одного на другое,
и такой же быстроты ума он ожидал от читателя, будучи убежден, что "скучно
слушать речь излишне обстоятельную"[14].
Этому же когда-то учил его и Гумилев, в про граммной статье "Наследие
символизма и акмеизм" резко негативно отнесясь к любым попыткам приблизиться
к непознаваемому: "Первое, что на такой вопрос может ответить акмеизм, будет
указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя
познать. Второе - что все попытки в этом направлении нецеломудренны".[15]
Да и самого Адамовича высокоученые книги и лекции с названиями типа
"Проблема Бога" или "Ад и рай" неизменно приводили в тихое изумление. По
свидетельству современников, у Адамовича к авторам подобных выступлений был
только один вопрос: "А откуда вы все это знаете?" Мысль о нецеломудренности
он усвоил твердо и никогда не пытался прямо и однозначно определять то, что
определить невозможно.
И все же непознаваемое слишком влекло его, чтобы он изначально отбросил
"лестницу, ведущую на небо". Более того, только оно и могло хоть как-то
оправдать в его глазах и литературную критику, и саму литературу.
В общем-то, литература была для него не целью, а лишь поводом, чтобы
высказаться, но поводом практически единственно возможным. И только такое
отношение к литературе Адамович считал правильным. Литература сама по себе
не может быть единственным смыслом жизни, - она лишь возможность ощущать,
что этот смысл все-таки есть, лишь связующее звено между этим смыслом и
человеком. Но такое звено, которое нельзя заменить ничем иным. Литература
занимает в душе человеческой свое особое место, выполняя только ей
свойственные функции, и исчезни литература, образовавшуюся пустоту не смогут
до конца заполнить ни философия, ни религия.
Понимая всю невозможность давать определения невыразимому и вообще
высказываться о нем прямо, и в то же время не желая говорить всерьез ни о