"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)" - читать интересную книгу автора

с покорностью, почти благоговением. И над всей его поэзией можно было бы
поставить эпиграфом строчку из "Сплина" о человеке, у которого в жилах течет
"зеленая вода Леты".
Но к этим общеевропейским нотам примешалась Россия и предреволюционные
десятилетия, с Чеховым и с смутными русскими предчувствиями того времени.
Есть в поэзии Анненского черта, делающая ее единственной и неповторимой.
Наряду с брезгливым и капризным эстетизмом, наряду с торжественными
воспоминаниями об Эврипиде и о том, как пела когда-то муза Эвтерпа, тут же,
переплетаясь с ними, в ней живет чувство неудержимой жалости к людям, почти
гоголевские образы человеческой нищеты и убожества. Анненский любил слово
сердце: у него оно разрывалось от "ужаса и жалости" при виде жизни и это
дало тон всей его поэзии. Но как настоящий художник Анненский был
душевно-целомудрен, стыдлив и скуп. Его стихи не превратились в сплошной
плач, в музыку Чайковского. Прелесть его поэзии в сдержанности.
И, может быть, еще: в безнадежности. Никакое просветление не было
ведомо Анненскому. Кажется, он ни во что не верил и ничего не ждал. Но тем
пристальнее вглядывался он в мир, тем яснее различал в нем мельчайшие его
черты, которых не увидит художник, настроенный христиански, торопливый,
невнимательный и всегда как бы пораженный дальнозоркостью. Вся сложность
ощущений Анненского упиралась, кажется, в один только образ: базаровский
"лопух на могиле".
Я почти наудачу списываю одно из стихотворений "Кипарисового ларца". Не
кажется ли читателю, что это одна из тех вещей, которые нельзя забыть:

Цвести средь немолчного ада
То грузных, то гулких шаров,
И стонущих блоков, и чада,
И стука бильярдных шаров.

Любиться, пока полосою
Кровавой не вспыхнул восток,
Часочек, покуда с косою
Не сладился белый платок.

Скормить Помыканьям и Злобам
И сердце, и силы дотла -
Чтоб дочь за глазетовым гробом,
Горбатая с зонтиком шла.


ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАМЕТКИ

Кажется, Чуковский писал когда-то по поводу столь частых в былое время
апелляций "нашей молодежи", как к высшему художественному суду:
- Не верьте ей, этой молодежи! Она развращена и слабовольна. Ей
нравится в литературе Надсон, на сцене Ходотов...
С тех пор прошло много времени. Но замечание Чуковского остается
правильным. Нередко приходится вспоминать о нем.
Тот, кому случается встречаться с молодежью интересующейся литературой,
главным образом, юными поэтами и поэтессами, знает, что почти все они любят