"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)" - читать интересную книгу автора

доступного для "непосвященного народа". Что же в нем популяризировать? В
этом искусстве все неразложимо, все необъяснимо. Оно не задевает морали, не
взывает к состраданию, не возбуждает жалости. Оно обречено казаться холодным
людям, ищущим легких волнений, легких слез или смеха. Но те, кто поняли его,
знают, что оно "слаще всех жар сердца утолит".


Иннокентий Анненский

Пятнадцать лет тому назад, хмурым, пронзительно-холодным осенним утром
в Царском Селе хоронили Иннокентия Анненского. За гробом шло несколько
поэтов и довольно много педагогов, сослуживцев покойного. Анненский умер
внезапно, на подъезде Царскосельского вокзала. Он был окружным инспектором
Петербургского учебного округа. За несколько дней до смерти он получил давно
ожидаемую отставку и, говорят, радовался предстоящей свободе.
Незадолго перед этим он сблизился с молодыми петербургскими поэтами и в
их журнале "Аполлон" к нему прислушивались и его ценили. Все, кому
приходилось с ним встречаться, были удивлены и захвачены его странной,
надменно-замкнутой, почти таинственной личностью, его причудливым
разговором. Но стихов его почти никто еще не знал.
Правда, им был издан в 1905 или 1906 году сборник "Тихие песни". Но в
эти годы "весеннего грохота и ледолома" - слова С. Городецкого - столько
выходило новых сборников и все эти стихи были так крикливы и, казалось, так
необыкновенны, что книга Анненского прошла незамеченной. Только позднее о
ней вспомнили.
В одном из некрологов Анненского, указывавшем на его педагогические
заслуги, было упомянуто, что досуги свои покойный отдавал русской
словесности. Через несколько месяцев после этого вышел его посмертный
сборник стихов "Кипарисовый ларец", одна из драгоценных книг нашей
литературы. Не получив до сих пор настоящей большой известности,
"Кипарисовый ларец" тем дороже стал для тех, кто его прочел и понял. Для
этого узкого круга Анненский уже не был талантливым и чудаковатым
поэтом-дилетантом, каким его считали при жизни. Все молчаливо, но с глубоким
убеждением согласились, что после Тютчева у нас не было ничего прекраснее и
значительнее. Любимейшие из русских символистов, Сологуб и Блок, как-то
померкли перед ним, уступили ему первое место. С годами "Кипарисовый ларец"
стал величайшей редкостью. Еще недавно в России можно было видеть рукописные
экземпляры "Ларца", сделанные теми, кто отчаялся где-либо достать его.
Передо мной лежит новое издание "Кипарисового ларца", вышедшее около
года назад в Петербурге. Иных оно обрадует. Даже зная наизусть почти всю
книгу нельзя без волнения перелистать ее.
Долгое одиночество отразилось в "Ларце": скрытая гордость, надежды,
обида на жизнь, любовь, не нашедшие выхода. Отразилось оно и внешне, в
своеобразии манеры и в некоторой старомодности техники, очень сложной и
богатой, но иногда примитивно-ошибочной со школьной точки зрения.
Эпоха "ликвидации" девятнадцатого века, - то, что на обывательском
языке называется декадентством, - не имела более чистого выражения, чем
Анненский. Одинокий и независимый, он был ее истинным сыном и в нем была
органической та "усталость", которая для других поэтов была лишь
литературной позой, случайной и заимствованной. Наследство Бодлера он принял