"Георгий Адамович. Литературные беседы кн.1 ("Звено": 1923-1926)" - читать интересную книгу автора

городов губернаторы, архиереи, генералы, профессора - вся местная знать.
Произносились речи, проходили церемониальным маршем войска. Мещанин знал,
что весь этот шум поднят в честь писателя Пушкина, и решил, что писатель
этот написал, должно быть, много нужных и полезных людям книг. Купив же его
сочинения, он нашел в них одни пустяки, стишки да романы, и на этом и
помешался, не в силах понять противоречия.
Это удивительный рассказ, от которого нельзя "отмахнуться". Толстой
рассказал его со страстью и злобой, вскрывая фальшь традиционного культа
Пушкина и его национального прославления. О, как он прав! Если и можно
называть Пушкина национальным поэтом, то только лишив это слово его
демократического привкуса.
Года четыре тому назад мне пришлось провести две зимы в уездном
городке, в Псковской глуши. Вместе с несколькими петербургскими друзьями я
занимался там просвещением, и мы нередко читали Пушкина то в деревнях, то
горожанам - служащим, мелким торговцам, рабочим. Нет дела более удручающего,
нет задачи бесплоднее. Темные слушатели молчаливо скучали, более развитые
принимались роптать и заводили старый и пустой спор о вреде "искусства для
искусства". Пушкин был всем понятен, но он не трогал и не волновал. И дело
совсем не в том, что наши слушатели были не подготовлены: между ними и
Пушкиным была целая пропасть, которую не заполнить ни популярными курсами
для самообразования, ни даже университетскими дипломами.
И пропасть эта, чем более в нее вглядываешься, тем больше расширяется.
Не равнодушно ли к Пушкину и русское общество, вся масса русских читателей?
Знает ли она его?
При всем уважении к этому имени, при всей славе его, никем уже больше
не оспариваемой, - вокруг него только тесное, узкое кольцо поклонников. Одни
из них спорят о каждой запятой в его рукописях, о часах, когда он обедал или
ложился спать, - и никак не могут сговориться. Другие любят Пушкина
свободнее и проще. А за этим тесным и не очень многочисленным кругом идет
бессчетная толпа "средних читателей", учивших Пушкина в школе, видевших
"Онегина" в опере и никогда более не раскрывших его книг, не помнящих подряд
даже трех его строчек.

3.

Не будем судить о значении художника на основании количества его
почитателей и учеников. Признаем мерилом этого долговечность и силу
внушенной им к себе любви. Так, с такой страстью и исключительностью, как
Пушкина, не любят из русских писателей больше никого. Большей любви никто и
не достоин.
Иногда, читая Пушкина, думаешь, что это лучшее из всего, что было
написано людьми. И не так ли это на самом деле? Я вспоминаю появление
Татьяны, в конце романа, на петербургском балу, рядом

С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы...

Какое величье! Какая простота и какая грусть! И какая скромность
средств, естественная, не почерпнутая!
Но нет искусства более чистого, чем пушкинское, и поэтому менее