"Георгий Адамович. Литературные заметки книга 1 (1928-1931)" - читать интересную книгу автора

нельзя достичь и все станет прахом, если не обратиться прежде всего к душе
отдельного человека.

* * *

Толстой - это целый мир, и, начав говорить о нем, не знаешь, как
кончить. Одна мысль тянет за собой другую, и все время кажется, что
главного, самого существенного еще не сказал, и хочется продолжать еще и
еще: а о психологическом ясновидении - ничего? а об отношении к России -
ничего? а о преемственности от Руссо? а о том, как тяжело далось ему его
проповедничество, при необычайной силе животного, даже растительного начала
в нем - ничего? И так далее - без конца. Исписав целую книгу, хотелось бы
еще продолжать.
Скажу только еще несколько слов - непосредственно к "юбилею". Когда
справлялся прошлый юбилей - десятилетие со дня смерти, - возникло, и здесь,
и в России, множество толков: праздновать или не праздновать, с кем
Толстой - с "нами" или с "ними", виноват ли он в наших бедах или не виноват?
В московских "Известиях" было указано, что, доживи Толстой до революции, он,
несомненно, был бы большевиком. В Берлине был прочитан доклад (пощажу
докладчика и не назову его), где Толстой был назван "великим позором земли
русской", а в ответ в одной из правых газет появилась обстоятельная статья,
в которой говорилось, что, в сущности, произошло недоразумение, и Толстой,
если и не "обожал царя", как Пушкин, все же свыкся и сроднился со старым
строем и бытом. Неужели что-либо подобное может повториться и теперь?
Нет, Толстой не с ними. Но и не с нами, - если говорить не от имени
отдельных лиц, а от того общества, которое мы здесь представляем. Да,
Толстой ненавидел былой русский строй, как возненавидел бы и любой строй
любой страны: республиканский, конституционный, всякий (о коммунистическом
нелепо и говорить). Да, Толстой приложил руку к его разрушению и над
развалинами его и всего того, что он увлек за собой, едва ли пожалел бы о
нем. (Ведь даже насчет "по эзии русского быта" в "Войне и мире" - на ко
торую обыкновенно ссылаются - позволительно остаться при особом мнении. Это
не "Дворянское гнездо". Поэзия у Толстого в достаточной мере приправлена
ядом.) Да, Толстой расшатал многие русские сознания и русскую
государственность в ее целом.
Но ведь надо же помнить - во имя чего!
Если находится человек, настолько окаменевший и окостеневший, что ему
"великая русская империя" представляется последней и высшей ценностью жизни,
прибежищем всех идеалов и чаяний, то, пожалуй, такой человек имеет основания
считать Толстого "позором". Но только в этом случае, - и будем надеяться,
что таких случаев окажется немного. Всякий живой человек должен бы понять,
что Толстой глядел дальше и глубже и что, идя к своей цели, он жертвовал
всем, что стояло на его пути, и все опрокидывал. Ошибался Толстой или нет,
но хотел он действительно Царства Божьего на земле. - А мог ли он, стремясь
к нему, охранять и щадить царства людские? Это, казалось бы, совершенно
ясно, но так замутнены всеми происшедшими катастрофами сознания людей, что
надо это повторять.
И все-таки верится: если человек, который хоть когда-нибудь, хоть на
одну минуту задумывался о жизни и смерти; о том, что одинаково касается всех
людей, будь они монархисты или большевики; о том, что продолжается еще и