"Георгий Адамович. Литературные заметки книга 1 (1928-1931)" - читать интересную книгу автора

тогда, когда все эти различия стираются, - если такой человек назовет имя
Толстого, он вспомнит вместе с ним все самое важное и глубокое, что есть в
его собственной душе. Даже если он откажется признать его учителем, он не
усомнится, что Толстой был пророком - в древнебиблейском и пушкинском смысле
слова. "Залог бессмертия" Толстого в этом.


О ПРОСТОТЕ И "ВЫВЕРТАХ"

Отрывок из письма:
"...Я сочувствую российским рабочим, которые на какую-то недавнюю
анкету о Пильняках и Пастернаках отвечали "невозможно читать". Я не рабочий,
я окончил университет, и тоже нахожу "невозможно читать". Бог знает, как
написано, не по-русски, что ли! Может быть и верно, и талантливо, но не могу
читать из-за выкрутасов. Когда все это началось и когда кончится?"
Корреспонденту своему я отвечу особо, в "частном порядке". Но мне
думается, что слова его выражают чувства и сомнения множества людей. Поэтому
на тему эту стоит поговорить.
Когда началось то, что называется "выкрутасами"? Был период
декадентски-символической словесной смуты. Ко времени войны она выдохлась.
Еще упорствовали некоторые, но в общем все возвращалось в свои берега.
Заговорили о "прекрасной ясности", о новом классицизме, и в последней
цитадели декадентства, в "Аполлоне", проповедовались принципы порядка и
преемственности. В начале революции, казалось, ничего не изменилось, - но
это только казалось. Когда появились "Серапионовы братья", встреченные
восторгами и шумом, мало соответствовавшими их достоинствам и талантам,
выяснилось, что эта "свежая поросль" отечественной словесности намерена
реформировать русскую литературную речь и насчет художественной
выразительности имеет свои особые теории.
Большинство Серапионовых братьев - Лунц, Каверин, Никитин, Слонимский,
Зощенко и др. - были учениками Замятина, притом в самом дословном смысле:
они занимались у него в "студии". Замятин пользовался тогда славой
исключительного, блестящего мастера, и даже вечно-насмешливый Шкловский не
без почтения слушал замятинские объяснения, как "делается" новелла или какой
"концовкой" надлежит заключать рассказ.
Тогда вообще распространилось убеждение, что все "делается", и стоит
только пройти курс литературного ремесла, как немедленно станешь писателем.
Замятин, наделенный умом, энергией и талантом, был беднее всего одарен
чувством слова, и словесная его Изобретательность была довольно ограниченна.
Как часто бывает с людьми, он особенно приналег на то, к чему менее всего
способен. Он счел себя последователем Ремизова,
Лескова и чуть ли не протопопа Аввакума, обновителем слога и языка.
Вместе с этим в его причудливой голове уживалось пристрастие к американизму
и представление, будто западная культура состоит теперь главным образом из
аэропланов, трестов и всевозможных радиочудес. В окружении Замятина
говорилось о необходимости "уловить бешеный темп современного города", но
одновременно изучались летописи и жития святых. Сам Замятин сумел все эти
разноречивые стремления сплавить в одно целое.
Но ученики его растерялись. Ограничимся пока только стилем, так как
именно он нас сейчас интересует.