"Георгий Адамович. Литературные заметки Книга 2 (1932-1933)" - читать интересную книгу авторачем-то со вступительным рассказиком связанному, потом несколько "хлестких
штрихов", короткие фразы, точки и какая-нибудь фиоритура в конце. Невозможно читать, невыносимо. Еще, пожалуй, об "отцах города", которые что-то там недосмотрели насчет освещения Дворянской улицы, так подходило писать. Но о России и судьбе ее - невозможно. < "ХУДОЖНИК НЕИЗВЕСТЕН" В. КАВЕРИНА > Это одна из тех пяти-шести, самое большое - десяти советских книг, которые за год, действительно, стоило прочесть. Повторю то, что мне уже не раз приходилось говорить: кто хочет знать, что в советской литературе делается, должен, разумеется, читать все приходящие к нам из Москвы книги, или, по крайней мере, все журналы... Однако труд этот, необходимый для того, чтобы быть "в курсе дела", по существу, оказывается в огромной своей части напрасным (притом, это именно труд, а никак не удовольствие). Книги выходят сейчас в России лживые, пустые или донельзя наивные. Конечно, кое-что в них, или, вернее, сквозь них, светится, - кое о чем догадываешься, перелистывая их. Но даже информацию они дают сбивчивую и жалкую. Того, на что способна подлинная литература, - глубокой и творческой переработки случайного, сырого жизненного материала и его обобщения - в них нет и помину. И лишь очень редко попадаются книги, которые оправдывают поиски и вознаграждают за потраченное время. Именно потому что они все-таки попадаются, у нас есть основание утверждать, что литература в России жива. Десять книг в год. Если книг "настоящих", - т. е. таких, о которых можно было сказать, что их стоит прочесть, не многим больше. Если сейчас, даже в самое последнее время, при беспримерно-бдительном жестоком правительственном надзоре, еще появляются книги, где есть смысл, талант и авторская ответственность за каждое слово, это доказывает силу сопротивления литературы, неистощимость ее жизненной энергии. Литература подавлена, но не убита. И под грудами бездарных или безграмотных "ударнических" упражнений, под ворохами резолюций, постановлений и лозунгов, она еще дышит. Нет-нет, да и послышится рядом с казенными барабанами и трещотками ее голос. В. Каверин, автор повести "Художник неизвестен", - писатель еще молодой, но уже довольно из вестный и опытный. Это - один из младших "Серапионовых братьев". В первое время, когда "серапионы" гремели и выступали, - печатно или устно, почти всегда совместно, - Каверин был как бы на вторых ролях. Казалось, это беллетрист поверхностный, увлеченный формалистикой, способный только на ухищрения и более или менее остроумные словесные фокусы. О Никитине, например, писателе старательном, но мало оригинальном и не особенно даровитом, спорили без конца. Много было толков о Зощенко, о Всеволоде Иванове, которые, по крайней мере, внимания оба заслуживали. Каверин же оставался в тени. Лишь в последние годы он стал выдвигаться, лишь в последнее время стало наконец ясно, что в его душе и сознании есть кроме формализма и кое-что другое. О повести "Скандалист, или Вечера на Васильевском острове " у нас не так давно шла речь. После нее Каверин издал две книги: "Пролог" - нечто вроде записок обследователя "совхозов" и рассказы "Черновик человека". Обе были встречены советской |
|
|