"Георгий Адамович. Литературные заметки Книга 2 (1932-1933)" - читать интересную книгу автора

чем-то со вступительным рассказиком связанному, потом несколько "хлестких
штрихов", короткие фразы, точки и какая-нибудь фиоритура в конце. Невозможно
читать, невыносимо. Еще, пожалуй, об "отцах города", которые что-то там
недосмотрели насчет освещения Дворянской улицы, так подходило писать. Но о
России и судьбе ее - невозможно.


< "ХУДОЖНИК НЕИЗВЕСТЕН" В. КАВЕРИНА >

Это одна из тех пяти-шести, самое большое - десяти советских книг,
которые за год, действительно, стоило прочесть. Повторю то, что мне уже не
раз приходилось говорить: кто хочет знать, что в советской литературе
делается, должен, разумеется, читать все приходящие к нам из Москвы книги,
или, по крайней мере, все журналы... Однако труд этот, необходимый для того,
чтобы быть "в курсе дела", по существу, оказывается в огромной своей части
напрасным (притом, это именно труд, а никак не удовольствие). Книги выходят
сейчас в России лживые, пустые или донельзя наивные. Конечно, кое-что в них,
или, вернее, сквозь них, светится, - кое о чем догадываешься, перелистывая
их. Но даже информацию они дают сбивчивую и жалкую. Того, на что способна
подлинная литература, - глубокой и творческой переработки случайного, сырого
жизненного материала и его обобщения - в них нет и помину. И лишь очень
редко попадаются книги, которые оправдывают поиски и вознаграждают за
потраченное время.
Именно потому что они все-таки попадаются, у нас есть основание
утверждать, что литература в России жива. Десять книг в год. Если
вдуматься, - это вовсе не так мало. В лучшие времена у нас выходило за год
книг "настоящих", - т. е. таких, о которых можно было сказать, что их стоит
прочесть, не многим больше. Если сейчас, даже в самое последнее время, при
беспримерно-бдительном жестоком правительственном надзоре, еще появляются
книги, где есть смысл, талант и авторская ответственность за каждое слово,
это доказывает силу сопротивления литературы, неистощимость ее жизненной
энергии. Литература подавлена, но не убита. И под грудами бездарных или
безграмотных "ударнических" упражнений, под ворохами резолюций,
постановлений и лозунгов, она еще дышит. Нет-нет, да и послышится рядом с
казенными барабанами и трещотками ее голос.
В. Каверин, автор повести "Художник неизвестен", - писатель еще
молодой, но уже довольно из вестный и опытный. Это - один из младших
"Серапионовых братьев". В первое время, когда "серапионы" гремели и
выступали, - печатно или устно, почти всегда совместно, - Каверин был как бы
на вторых ролях. Казалось, это беллетрист поверхностный, увлеченный
формалистикой, способный только на ухищрения и более или менее остроумные
словесные фокусы. О Никитине, например, писателе старательном, но мало
оригинальном и не особенно даровитом, спорили без конца. Много было толков о
Зощенко, о Всеволоде Иванове, которые, по крайней мере, внимания оба
заслуживали. Каверин же оставался в тени. Лишь в последние годы он стал
выдвигаться, лишь в последнее время стало наконец ясно, что в его душе и
сознании есть кроме формализма и кое-что другое. О повести "Скандалист, или
Вечера на Васильевском острове " у нас не так давно шла речь. После нее
Каверин издал две книги: "Пролог" - нечто вроде записок обследователя
"совхозов" и рассказы "Черновик человека". Обе были встречены советской