"Георгий Адамович. Литературные заметки Книга 2 (1932-1933)" - читать интересную книгу автора

Описывается картина. Изображена на полотне мертвая Эсфирь, конечно.
"Это могло удаться лишь тому, кто со своей свободой гениального
дарования перешагнул через осторожность и нечестность современной живописи,
которая так отдалилась от людей... Нужно было разбиться насмерть, чтобы
написать эту вещь.
Цвета такие-то. Фигуры такие-то. Картон. Мас ло: 80x120. Художник
неизвестен".
Нужно было разбиться насмерть, чтобы написать эту вещь. Разбилась
Эсфирь. Но фраза-то ведь относится к Архимедову. Значит, как-то победу он,
все-таки, одержал! Значит, победа Шпекторова не так уже полна и прочна!
Значит... впрочем, всего не скажешь. Каверин коснулся старой, великой темы о
"мнимом неудачнике", темы, которая всю жизнь волновала и мучила Ибсена,
например, - до его "Эпилога" включительно. Неудивительно, что эта тревожная
тема в ее современном "оформлении", с отзвуками на современность вообще,
пришлась в России не ко двору.
Пересказ не может дать понятия о вещи. Пересказ всегда схематичен, ибо
разлагает живое создание на фабулу, замысел, стиль и другие элементы.
"Художник неизвестен" хорош тем, что в нем все слито и сплетено, в нем нет
отдельно слова и отдельно идеи, а одно стало другим, как бывает у подлинных
писателей.
Два слова в заключение. В советской печати скажут, может быть, что
"Художник неизвестен" нам нравится из-за своей "буржуазности", и будут,
пожалуй, этим Каверина попрекать. Какой вздор! Кто этому поверит! Хвалить a
priori то, что в Москве бранят, у нас нет ни желания, ни основания. Книге
Каверина мы радуемся, как всякой русской книге, - если она умна, жива и
талантлива. А бывает это не так часто.


"СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ". КНИГА 48-я. Часть литературная

Если бы спросить читателей "Современных записок" насчет того, что
предпочтительнее: печатать в каждой книжке журнала лишь одно-два
беллетристических произведения, но зато целиком, или, наоборот, давать место
нескольким авторам, но с неизбежными пометками "продолжение следует",
"окончание следует", "конец первой части", "отрывок из второй части" и
т.д., - читатели несомненно высказались бы за печатание повестей и романов
целиком. Упрек в "отрывочности" приходится слышать в беседах о "Современных
записках" постоянно. Действительно, следить за какой-нибудь вещью,
растянутой на год, а то и на полтора, и все в ней помнить, так чтобы
авторский замысел с каждой новой главой становился все яснее, - почти
невозможно. Над очередным отрывком читатели, большею частью, восстанавливают
в памяти то, что из нее наполовину уже исчезло. "Да, да, припоминаю, он ведь
влюблен в эту Соню..." Или: "кажется, последняя глава кончилась на том, что
он во всем сознался и заснул..." Восстанавливается, в лучшем случае, фабула.
Внутреннее же действие и движение, то есть самое существенное в творчестве -
искажается или даже остается вовсе не замеченным.
При том методе составления номера, которого держится редакция
"Современных записок", оглавление получается, бесспорно, очень
содержательным и привлекательным. Но только оглавление. Чтение самой книжки
вызывает досаду, как бы ни был хорош помещенный в ней материал - из-за