"Георгий Адамович. Литературные заметки Книга 2 (1932-1933)" - читать интересную книгу автора Описывается картина. Изображена на полотне мертвая Эсфирь, конечно.
"Это могло удаться лишь тому, кто со своей свободой гениального дарования перешагнул через осторожность и нечестность современной живописи, которая так отдалилась от людей... Нужно было разбиться насмерть, чтобы написать эту вещь. Цвета такие-то. Фигуры такие-то. Картон. Мас ло: 80x120. Художник неизвестен". Нужно было разбиться насмерть, чтобы написать эту вещь. Разбилась Эсфирь. Но фраза-то ведь относится к Архимедову. Значит, как-то победу он, все-таки, одержал! Значит, победа Шпекторова не так уже полна и прочна! Значит... впрочем, всего не скажешь. Каверин коснулся старой, великой темы о "мнимом неудачнике", темы, которая всю жизнь волновала и мучила Ибсена, например, - до его "Эпилога" включительно. Неудивительно, что эта тревожная тема в ее современном "оформлении", с отзвуками на современность вообще, пришлась в России не ко двору. Пересказ не может дать понятия о вещи. Пересказ всегда схематичен, ибо разлагает живое создание на фабулу, замысел, стиль и другие элементы. "Художник неизвестен" хорош тем, что в нем все слито и сплетено, в нем нет отдельно слова и отдельно идеи, а одно стало другим, как бывает у подлинных писателей. Два слова в заключение. В советской печати скажут, может быть, что "Художник неизвестен" нам нравится из-за своей "буржуазности", и будут, пожалуй, этим Каверина попрекать. Какой вздор! Кто этому поверит! Хвалить a priori то, что в Москве бранят, у нас нет ни желания, ни основания. Книге Каверина мы радуемся, как всякой русской книге, - если она умна, жива и "СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ". КНИГА 48-я. Часть литературная Если бы спросить читателей "Современных записок" насчет того, что предпочтительнее: печатать в каждой книжке журнала лишь одно-два беллетристических произведения, но зато целиком, или, наоборот, давать место нескольким авторам, но с неизбежными пометками "продолжение следует", "окончание следует", "конец первой части", "отрывок из второй части" и т.д., - читатели несомненно высказались бы за печатание повестей и романов целиком. Упрек в "отрывочности" приходится слышать в беседах о "Современных записках" постоянно. Действительно, следить за какой-нибудь вещью, растянутой на год, а то и на полтора, и все в ней помнить, так чтобы авторский замысел с каждой новой главой становился все яснее, - почти невозможно. Над очередным отрывком читатели, большею частью, восстанавливают в памяти то, что из нее наполовину уже исчезло. "Да, да, припоминаю, он ведь влюблен в эту Соню..." Или: "кажется, последняя глава кончилась на том, что он во всем сознался и заснул..." Восстанавливается, в лучшем случае, фабула. Внутреннее же действие и движение, то есть самое существенное в творчестве - искажается или даже остается вовсе не замеченным. При том методе составления номера, которого держится редакция "Современных записок", оглавление получается, бесспорно, очень содержательным и привлекательным. Но только оглавление. Чтение самой книжки вызывает досаду, как бы ни был хорош помещенный в ней материал - из-за |
|
|