"Теодор Визенгрундт Адорно. Негативная диалектика " - читать интересную книгу автора

системе; не гарантирует, что в данной системе наличествует именно это.
Поэтому ведутся весьма неудачные разговоры об истине как относительно себя
конкретном. Такая истина вынуждает мышление сосредотачиваться на мельчайшем
(Kleinsten). Философствовать можно, исходя из конкретного, но не о
конкретном. Указание на специфический, особенный предмет пробуждает
подозрение, что отсутствует (или недостаточно прояснена) однозначная
установка. Другое, отличное от экзистентного, признается колдовством, магией
в то время как в ложном, иллюзорном мире фигурами заклятия является, со
своей стороны, близость, родина (Heimat), уверенность. Теряя эти заклинания,
люди пугаются, боятся потерять все, потому что они не знают другого счастья
(в том числе и счастья мысли), кроме как счастья иметь опору в чем-то, быть
несвободным на протяжении многих и многих лет. Востребован по меньшей мере
один фрагмент онтологии в потоке ее критики; желание вряд ли будет более
полно, даже если оно выражается в declaration of intention, в ясном
понимании того, что хочешь, в рамках этого намерения оно и существует.
Философия подтверждает опыт, который Шенберг зафиксировал в традиционной
теории музыки: из нее можно понять, как начинается и кончается фраза, но
ничего нельзя понять о ней самой, о движении, протекании и длительности.
Аналогично философию необходимо не сводить к категориям, а в известном
смысле только начинать сочинять. В своем движении философия должна
непрерывно обновляться, черпая возможности и силы изнутри, из себя и в
соприкосновении и трении со всем, чего она лишена. То, что осуществляется в
самой философии, что решает - это не тезис, не позиция, не установка, не
точка зрения; это ткачество, а не дедуктивный и не индуктивный одноколейный
путь мысли. Поэтому философию, по сути, нельзя реферировать; то, что можно
отреферировать в философии, по большей части свидетельствует против нее,
превращает философию в нечто поверхностное. Но раздражает и возбуждает сам
способ существования и действования философии, который не защищен никаким
первым (Erstes) и надежным (Sicheres), и тем не менее благодаря всего лишь
определенности своего изложения-изображения позволяет и разрешает
релятивизму (брату абсолютизма) так ничтожно мало, что философия
приближается к доктрине и учению. Философия стремится превзойти Гегеля,
превзойти даже ценой своего собственного крушения; гегелевская диалектика
располагала всем; она тоже хотела стать prima philosophia и действительно
была ею в принципе тождества, в абсолютном субъекте. Мышление, отказавшееся
от первого (Erste) и основательного, прочного (Feste) не абсолютизировало
своего свободного парения. Как раз отказ укрепил мышление, связал с тем, чем
само мышление не является, и ликвидировал иллюзию его автаркии. Ложность,
неистинность


41

покинутой, бегущей от себя рациональности, превращение Просвещения в
мифологию - все это объяснимо с позиций рационального. Мышление по своему
собственному смыслу является мышлением о чем-то. Уже в логически абстрактной
форме как мыслимого, подвластного суждению нечто (Etwas), которая
утверждает, что нельзя полагать из нее существующее, продолжает жить
нетождественное. Оно не суть мышление; это нетождественное не может,
несмотря на все свое желание, изменить, переплавить мышление. Ratio