"Теодор Визенгрундт Адорно. Негативная диалектика " - читать интересную книгу автора

в какой она пренебрегает своим обнаружением в множестве исчислимых теорем.
Философия может иметь своим содержанием многообразие предметов; это
многообразие, которое не подчиняется схемам, это предметы, которые ищет
философия или которые напрашиваются на то, чтобы стать ее объектом.
Философия предается этой предметности и многообразию; использует их не в
качестве зеркала, в котором снова увидит и прочтет себя, спутав собственное
отражение с конкретностью. Философия в этом случае была бы не чем иным, как
полным, нередуцированным опытом в медиуме понятийной рефлексии; даже "наука
об опыте сознания" сводила содержания такого опыта к примерам категорий.
Философию побуждает к рискованному напряжению своей собственной
бесконечности иллюзорная надежда, что всякое единичное и частное, которые
она расшифрует, представляют собой, подобно монаде Лейбница, целое в себе,
целое как таковое, снова и снова ускользающее от философии (правда, в
соответствии с принципом предустановленной дисгармонии скорее гармонию).
Поворот метакритики против prima philosophia - это одновременно и поворот
против конечности философии, не обращающей внимание на бесконеч-


23

ность, против философского бахвальства. Познание не располагает ни
одним из своих предметов как внутренним. Оно не должно готовить фантазму
целого. Задачей философской интерпретации произведения искусства не может
быть конструирование тождества с его понятием, растворение его в понятии;
художественное произведение разворачивается посредством такого анализа в
своей истинности. Напротив, то, что можно предвидеть - будь то упорядоченное
движение абстракции, будь то применение понятия к постигнутому в рамках этой
дефиниции - может быть полезным в качестве техники в самом широком смысле
этого слова: но для философии, которая сама себя не упорядочивает, это
безразлично. Принципиально философия может постоянно ошибаться, идти по
ложному следу; и только поэтому она может что-то выиграть. Это поняли
скепсис и прагматизм и, в конце концов, его чрезвычайно человеческая
версия - прагматизм Дьюи; но все это всего лишь фермент, добавляющий
философии упорства и не требующий во имя попытки утверждения отказа от
философии. Философия, в противоположность тотальному господству метода,
содержит корректировочно момент игры, желание вытеснить из традиции момент
ее превращения в науку. Этот пункт был головной болью и для Гегеля, он
критиковал "виды и различия, которые определяются внешними случайностями и
произволом, а не разумом" [6]. Мысль, свободная от наивности, знает, как
мало ей доступно помысленное, но она должна всегда говорить так, как будто
обладает этим помысленным целиком и полностью. Это сближает мысль с
клоунадой (Clownerie). Мышление должно как можно меньше искажать черты
философии, потому что только философия раскрывает перед мыслью надежду
обрести то, в чем ему отказано. Философия - это самое-самое серьезное, но
вот она уже и не такое серьезное. То, что стремится к уже не существующей a
priori самости и чем не владеешь достоверно, в соответствии со своим
собственным понятием, относится к области неукрощенного, необузданного, табу
на которое накладывает понятийная сущность. Понятие вещи не может
представить то, что оно замещает - мимезиса, иначе чем присваивая себе
что-то из миметического способа отношения и не теряя себя в нем.