"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

Брат в том бреду делал с ней все, что мог делать хороший, очень
хороший, бесконечно хороший любовник, не доходя лишь до последней грани.
Брат не входил в нее. А ей казалось, что только в этот бесконечно желанный
миг может обрушиться на нее беспредельное, невиданное, ошеломляющее
наслаждение, подобного которому ей в ее иной, не бредовой жизни, не познать
и не постичь.
Это зависшее над пропастью ожидание наслаждения становилось настолько
сильнее всего, испытанного ею прежде, что она была готова его
длить-длить-длить, оттягивая желанный миг и отчаянно взывая к брату: "Возьми
меня!" И отчаянно страшась, что в этом необъяснимом ее сне брат вдруг
опомнится, образумится, отпрянет от нее и, спешно застегнув гульфик,
исчезнет в глубине скрытой за картиной Козимо Тура потайной дверью. А она
так и останется лежать на родительском ложе - мокрая и не растерзанная. И не
познавшая того, что так отчаянно желала познать.
Но бред ее длился, и брат в том бреду не исчезал, но и взять ее не
спешил. Он звал на помощь нескольких своих охранников и ее верного Винченцо,
приказывал им раздеться. А сам, сделав шаг в сторону, смотрел, как они,
сменяя друг друга, не выпускают его сестру из замкнутого круга наслаждения,
которое становилось все сильнее, все воспаленнее, все нестерпимее.
Наслаждение захлестывало, и Изабелла давно уже не помнила, где она и
что с ней, наяву или в бредовом припадке мечется она по пустой огромной
кровати. В том нескончаемом потоке наслаждения, что вместе со стыдом срамных
мыслей увлекал ее в свой водоворот, она совокуплялась, и совокуплялась, и
совокуплялась, получая от этих постыдных оргий такое невыносимое, такое
болезненное удовлетворение, что у распаленного тела больше не было сил его
выносить.
Но она выносила, и только глазами впивалась в глаза Альфонсо в
ожидании, когда же брат, разогнав всех созванных им слуг, сам приступит к
своему мужскому делу. И брат, доведя ее до последней грани отчаянного
ожидания, приступал...
"Неужто можно умереть от наслаждения?!" - мелькнуло у нее в голове
прежде, чем она успела потерять сознание, если его только можно было
потерять, уже сгорая в бреду.
Лучшие лекари Мантуи и ее родной Феррары и выписанные из Милана знахари
несколько дней тогда не отходили от постели заболевшей герцогини и по
очереди уверяли герцога, что надежды нет. Никто из знахарей не ведал, что за
болезнь прицепилась к Изабелле.
Больше десяти дней, слившихся для нее в одну бесконечную и нестерпимую
по накалу наслаждения оргию, пролежала Изабелла в горячечном бреду... А
потом так же необъяснимо, будто кто-то коварный, выбиравший ее судьбу где-то
там, наверху, решил помиловать прелестную грешницу, открыла глаза и легко -
будто проснулась утром - поднялась с измятых и сбившихся на пол простыней.
Руки согрелись, расщелина между ног остыла. И только пунцовые, будто
обветренные на зимнем ветру щеки не давали забыть об испытанном смешении
наслаждения и стыда.
Она вообразила себя на месте ненавистной Лукреции!
Она, герцогиня Гонзага, урожденная д'Эсте, добропорядочная дочь и жена,
вообразила себя на месте шлюхи! И это воображение было столь постыдным и
столь упоительным, как ни одна из пережитых ей в действительности любовных
ночей.