"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

строительства!
Федорцов раскраснелся, губы стали влажными, и в отражении горящего
прямо над его головой плафона было видно, как от этих влажных губ в разные
стороны разлетались меленькие капельки слюны.
Неужели я думала, что он нравится мне?! Чудовищно глупо. И совершенно
неинтересно. И душно.
Голова закружилась. С трудом протиснувшись через все пребывающую толпу
к двери, я выбралась к мраморной лестнице в коридоре. Уйти бы, да жаждущего
похвал Федорцова бросить неудобно.
Стояла, опершись о перила - видела б меня И.М., все бы сказала об
ужасающих манерах, которых я "успела понахвататься на этих пролетарских
ухаживаниях", - и ждала. Долго ждала, пока разгоряченная толпа не вынесла из
дверей большого зала и Асеева, и Федорцова, и его вечного оппонента
Кольцова, и еще полтора десятка теснившихся в президиуме новоявленных
классиков жанра, старательно сминаемых почитателями.
Новым классикам эта давка, похоже, была в радость. Разбираться, кто из
них кого победил, желания у меня не было. Да и не остывший от словесной
дуэли Федорцов, не найдя во мне особенно горячего одобрения его ораторских
способностей, надулся.
И дулся до самого Пушкина. До памятника Пушкину.
- Тебе куда? - пробурчал Федорцов, взирая из-за бронзовой спины
великого поэта на Страстной монастырь.
- И сама не знаю - куда.
Адрес, записанный Ильзой Михайловной на листочке после звонка камейному
профессору, так и оставался все эти дни в кармашке моей единственной
приличной юбки, которая была на мне и сегодня. Блузки Ильза Михайловна время
от времени отдавала мне свои, дореволюционные. При свободном покрое не сразу
бросалось в глаза, что блузки мне велики. С юбками такой фокус не получался.
И.М. всегда твердила, что юбка должна идеально сидеть на бедрах, иначе юбку
лучше не надевать. Интересно, где она у меня бедра нашла?!
Ни идеальных бедер, как у Ильзы и у мамочки, ни денег на идеальную юбку
у меня не было. Но в прошлом году Ильза Михайловна за свои деньги заказала
мне у бывшего своего портного настоящую хорошо сшитую юбку, которую я теперь
носила и на работу, и на такие свидания в виде диспутов. Других - юбок, а не
свиданий - у меня не было. Впрочем, и свиданий других не было тоже.
Извлекла из кармашка листок с адресом. Развернула.
- Почерк у моей Ильзы не гимназический. Богемный почерк. Стихи в начале
века, наверное, писала.
Федорцов взял листок.
- Не богемный, а буржуйский. Кому теперь придет на ум вензеля такие
выверчивать. Одно слово - буржуйские фортеля!
- Зачем вы так?
- Ах да, какие мы нежные! Класс ваш задел. Так привыкай. Перековывайся.
А ты все никак не можешь понять, на том берегу ты или на этом! И диспут
вроде внимательно слушала - я наблюдал, а все одно в свое буржуйское логово
стремишься. Тебе бы на стройку пятилетки! Вот это перековка! Никаких
вензелей не захочешь! Крапивенский переулок, четыре. С трудовым энтузиазмом.
К великим целям. Это тебе не в твоих частных конторках буржуйские тексты
перестукивать!
Любая речь Федорцова привычно пылала утомительным пролетарским задором.