"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

Добродетель ее пала. Но с ночи этого падения маленькое мантуанское
герцогство стало для Лодовико не вожделенной добычей, а сокровищницей, в
которой, как в драгоценном ларце, хранилась вожделенная герцогиня.
Даже себе самой Изабелла не могла ответить, был ли желанен для нее
Сфорциа или вспыхнувшая в ней страсть покоилась лишь на политическом
расчете. А если и так, то расчет ее оказался весьма точным. И более чем
приятным.
В Лодовико она нашла то, чего ей недоставало во Джанфранческо, -
мудрого союзника, сильного воина и искусного любовника. Не на мантуанском
престоле, а в миланской постели в ту ночь с Лодовико она впервые ощутила
себя королевой - той, которой на этой земле доступно если не все, то многое.
Лодовико ей нравился. Умный, богатый, возбужденный - чего ж еще желать!
И лишь однажды наутро после бурной ночи зашла вместе с Лодовико посмотреть
роспись "Тайной вечери" в трапезной доминиканского монастыря Санта Мария
делле Грацие, которую уже несколько лет делал все тот же Леонардо, и увидела
алую рубаху Христа. И вспомнила - чего желать.
Настоятель монастыря приставал к Лодовико с жалобами на живописца:
- Иной день кисть в руки не возьмет! Часами стоит, уставившись в одну
точку, и еще имеет наглость говорить, что он думает! Сколько времени без
толку проводит в размышлениях, отрываясь от работы.
Этот не слишком опрятный монах считал, что с художников надлежит
требовать, чтобы, взяв в руки кисть, они не выпускали ее из рук до окончания
работы. Монах все зудел и зудел, пока Леонардо не швырнул в сторону длинную
кисть, которой он указывал на размещенные за столом фигуры, объясняя
Лодовико, почему он усадил Иуду рядом с другими учениками Христа.
- У меня нет натурщика, с которого я мог бы списать лицо Иуды. Если
настоятель так спешит, я завтра же напишу Иуду с него, и все будет готово!
Видя, как растерянно захлопал глазами монастырский настоятель, Изабелла
улыбнулась. Браво, Леонардо! Повернула голову к огромной фреске и - словно
ей дверь окрыли - попала в иное измерение.
Алый, чарующе алый цвет рубахи сидящего на фоне окна Спасителя греховно
совпал в ее памяти с иным красным. С каплями собственной крови на мраморном
полу феррарского собора. И она вспомнила юношу-подмастерье.
Кто объяснит, почему она не помнила всех случившихся в ее жизни
герцогов и королей, могущественных пап и принцев крови, но сохранила в
памяти того мальчика.
Она, двенадцатилетняя, с отцом и братом Альфонсо приехала в только что
построенный собор, подняла голову вверх и замерла. Хрупкий юноша парил в
воздухе. То есть парил он в специально сконструированной для росписи купола
люльке, но ей показалось, что юноша, как небожитель, парит прямо в этом
теплом, льющемся из окон купола свете. Парит в свете и рисует свет.
Прежде Изабелла не задумывалась, можно ли свет - это великое ничто! -
нарисовать. Не подобно ли это кощунственное намерение желанию солнечный
зайчик гвоздями к стене прибить - чтоб не исчез. Солнце уйдет, солнечный
зайчик погаснет и лишь гвоздь в стене останется. Не так ли с нарисованным
светом? Когда схлынет очарование, не останутся ли от света лишь
облупившиеся, чуть выцветшие краски.
Она глядела вверх и чувствовала, как по руслу золоченого свечения свет
бурным потоком идет от купола, на который проливает его этот
мальчик-подмастерье. Свет обволакивает, и купает, и наполняет ее существо