"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

Сфорциа желал заполучить к себе в Милан, начинала клевать носом. После чего
венценосный зять не мог не заметить и иную, оттенившую женские прелести
свояченицы, светотень.
Изабелла играла роль умной и пленительной свояченицы блистательно. На
празднестве, устроенном Лодовико в честь женитьбы Джана Галеаццо на внучке
неаполитанского короля Изабелле Арагонской, она сумела затмить и невесту, и
собственную сестру, и прочих миланских дам. В платье из голубой парчи с
серебряным корсетом, в серебристом чепце с короткой голубой вуалью, поверх
которой блистала небольшая диадема из идеально чистых сапфиров, Изабелла
казалась главной героиней великолепного зрелища, подготовленного тем же
придворным живописцем и организатором празднеств Леонардо.
В одном из залов дворца Леонардо сконструировал огромную гору с
расселиной, прикрытой занавесом. Когда занавес открывался, на землю сходили
небеса с двенадцатью знаками зодиака. Каждая планета имела образ
древнеримского божества, имя которого носила. Дальше под музыку должны были
появиться три Грации и семь Добродетелей, которым надлежало восхвалять
невесту. Но вместе с добродетелями и грациями с подиума, будто с небес,
сошла "случайно перепутавшая дорогу" Изабелла. И зал замер.
В декорации Леонардо юная женщина казалась частью небес, но частью
столь живой и небесплотной, что вряд ли во всем огромном зале нашелся
мужчина, которого в момент божественного представления не посетили вполне
плотские желания и мечты. О нынешней ночи.
Ночи предшествовал долгий разговор с хозяином Милана и с его
живописцем. Изабеллу, единственную из дам, пригласили на этот поздний ужин.
Нанятый еще в 1482 году играть на лютне и попутно рисовавший картины,
устраивавший праздники, изобретавший мосты, пушки и арбалеты, Леонардо в тот
вечер отчего-то не стал говорить об искусстве. И совершенно не собирался
просить прелестную Изабеллу ему позировать (а она уже воображала себя на
портрете не менее достойном, нежели горностаевое отражение прежней
остроносой любовницы Лодовико!). Леонардо утомлял возбужденного хозяина
идеями по переустройству города.
За несколько лет до того чума унесла едва ли не половину жителей
Милана. И теперь Леонардо твердил, что причиной тому перенаселенность и
страшная грязь. "Из замка нельзя выйти, чтобы в кучу нечистот ногой не
наступить!" Можно подумать, в Риме, в Венеции или в Мадриде, не говоря уж о
Мантуе, не так!
Но занятый не своим делом придворный художник - уж лучше бы портрет
приглянувшейся правителю свояченицы рисовал! - предлагал герцогу строить
новый город: "Из десяти районов, по тридцать тысяч жителей в каждом. В
каждом районе своя канализация! Ширина самых узких должна равняться средней
высоте лошади!" Этот странный Леонардо договорился до того, что в новом
городе будет два этажа дорог - верхний для пешеходов, нижний для экипажей, а
в дополнение к ним соединяющие оба уровня винтовые лестницы с площадками для
отдыха. Сказочник!
Идеи Леонардо вполне восхитили бы Изабеллу, выслушай она их в иное
время, в иной обстановке. Но время было такое, какое было, - время
соблазнять Сфорциа. К тому же у маленькой Мантуи не было средств Милана для
воплощения Леонардовых идей, а у большого Милана не было желания. У большого
Милана, вернее у того, кто в себе весь Милан воплощал, в ту ночь было
желание иное. Которое и было удовлетворено.