"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

старичок, с досады пнув ногой огромную плетеную корзину с цветками все той
же не милой его нюху магнолии. - Два столетия пройдет, и новый подобный вам
умник будет испражняться в словесах...
- Испражняются, кажется, не словесами...
- Не желудю дуб учить! Сам знаю, чем и когда испражняются. Такие, как
вы, молодые да ранние, с вашими подвешенными языками только и делают, что
испражняются в словесах! Через несколько столетий какой-нибудь новый умник
увидит в Салоне месяцев палаццо Скифаноя фрески с апрельским палио, и едким
своим хохотком станет изводить людей знающих. Осмеет, что лошади бегут
вперемежку с женщинами, мужчинами и даже ослами...
- Да уж, ослиные забеги вперемежку с забегами женщин - это нужно было
видеть! - снова позволяет себе легкую насмешку тысячи раз слышавший все
палио-истории Винченцо. - Девушки, как черт от ладана бегущие по Виа Гранде,
почтенные дамы, несущиеся по берегу реки По до замка Тедалдо. Щиколотки
сверкают, юбки задираются, прости меня, господи, едва ли не до колен, нижние
рубашки наружу! Как не сбежаться в Феррару всем мужчинам Италии! Подобного
зрелища пропустить никак нельзя!
Мальчиком Винченцо успел застать несколько палио, когда девушки
гонялись вперемежку с ослами. Теперь девушки бежать готовы, а попробуй отыщи
хоть одного осла, которого можно было бы заставить бегать.
Ослиные забеги скорее потеха, чем турнир. И главная феррарская площадь
перед герцогским замком тонет в хохоте, который то бычьим ревом, то
поросячьим визгом прорывается сквозь старательно осушенные к празднику слезы
запрудивших площадь простолюдинов.
На один день можно забыть и о майском нашествии неведомой унесшей
тысячи жизней заразы, и о прошлогодней жаре, спалившей хлеба и пересушившей
реки, и о неурожае на зерно, и о невыплаченной коварным папой Александром VI
плате за участие феррарского войска в его военных походах. Можно забыть обо
всем, что не дает простым людям так же беззаботно смеяться в остальные дни
года. Но два дня в году можно ржать, почти как эти разряженные живыми и
тряпичными цветами лошади, глядя, как два осла, один другого тупее,
участвуют в забеге. Хозяева, испрыгавшись на своих невозмутимых животных, уж
и грозят, и по бокам хлещут, и лакомством приманивают, а ослы шаг-другой
сделают и снова ни с места, будто у них свое палио - кто позже доберется до
финиша.
Но пока Винченцо вспоминает ослиные забеги, старик Ринальди все
обещает, что острословы будущего обсмеют все нынешние приметы - забеги,
турниры...
- ...или наряды, подобные вашему. Обсмеют и эти ваши длинные волосы, и
все эти короткие плащи-гауны - выдумали моду! - и дублеты с разорванными
рукавами.
- Дай вам волю, вы и теперь ходили бы в туниках или в штанах-брэ без
чулок! - добродушно отшучивается Винченцо.
- А вы думаете, юноша, через столетия новая мода будет менее потешна,
чем ваше обсуждение нелепых нарядов первых участников забегов?! Господи,
какая нынче жара, аж сердце останавливается! Обсмеют вас с вашими дублетами,
и еще как! Специально для вас могу изобразить, как именно обсмеют.
И старичок, став в позу, в какой на балах стоят модные кавалеры - левая
нога вперед и грудь колесом, отчего его чахлая старческая фигурка кажется
еще более нелепой, изображает острослова века грядущего, попутно