"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

"Не похабничать стихом!" Смешно. Интересно, успела ли И.М. заметить
этот шедевр?
Но теперь мне смеяться отчего-то не хочется.
В общем коридоре квартиры привычно буянит Кондрат, намереваясь бить
свою жену Клавку, а Клавка собирается бить Кондрата. Другая соседка,
партийная калмычка, недовольно взирает и морщится: куда она попала!
Рассадник мещанской морали и бытового разврата и пьянства! Сколько с этим
буржуазным бытом еще предстоит бороться!
Калмычку с сыном подселили к нам последними, выгородив для них часть
некогда просторного холла. Теперь, когда все комнаты бывшей квартиры Ильзы в
бывшем доме Елены Францевны заняты уплотненными, холл сочли излишней
буржуазной роскошью. И выделили жилье нуждающейся большевичке. По
сузившемуся до предела коридору теперь все протискиваются бочком, а стоявшие
в холле старые напольные часы, которые при всем желании сдвинуть с места
совершенно невозможно, остались отбивать свои бархатные мелодии на законной
территории калмычки.
Других вещей, кроме этих часов, у калмычки, считай, и нет. Всей
квартирой собирали ей немудреные предметы домашнего обихода - походную
раскладную кровать, табуретку и столик. Поморщившаяся Елена Францевна ("Бог
мой, видел бы Виктор - прости его, Господи, царство ему небесное! - что
творится в его доме!") отдала старинную банкетку , на которой теперь спал
маленький калмычонок Вилен.
- Угораздило же мальчишечку родиться в год смерти их вождя, - сетовала
старуха. - Имя придумали! Вилен! А ежели новый вождь преставится, тогда что,
Ивсами называть станут?!
Сам факт, что Елена Францевна знала инициалы нынешнего вождя глубоко
презираемой ею власти, был удивительным.
Ильза Михайловна намеревалась отдать новой соседке некоторые из своих
еще дореволюционных нарядов, чтоб не ходила молодая женщина в единственной,
не слишком опрятной и дурно пахнущей кофте, но партийная калмычка дара не
приняла.
- Позор думать о мелкобуржазном быте, когда дело революции еще не
победило окончательно и вокруг столько вредителей и врагов! Заключительное
слово прокурора Вышинского на Шахтинском процессе читали?!
Уносившая обратно в свою комнату не принятые платья, все еще хранящие
слабый аромат духов "Коти", И.М. отвечала, что Бог миловал, и никаких
заключительных слов она не читала, а прокурорских еще со времен
блистательных выступлений в суде Модеста Карловича не жаловала и теперь
жаловать не собирается.
Все знающий управдом Патрикеев говорил, что партийная калмычка
"крестница Горького": "Насочиняла чегой-то, что пролетарскому писателю
понравилось, он о жилплощади и похлопотал!"
Маленький Вилен (которого мы - три возмущавшие его мать "буржуйские
соседки" - приноровились называть то Вилли, то Ленни) большую часть времени
проводил не с партийной мамашей, а в детском саду-коммуне. И говорил
по-русски куда лучше калмыцкой матери. Мама его правильно произносила все
эти нынешние "индустриализации", "коллективизации" и прочие "...ции", но
слов "одеколон", "галантерея", "кондитерская" и "булочная" не знала, а
"палантин" путала с "палаткой". Четырехлетний сынок ее лопотал по-русски без
акцента, но с соседским матом Клавки и Кондрата, которым приправлял свою