"Елена Афанасьева. Колодец в небо" - читать интересную книгу автора

Пора!
3. Злосчастное приобретение
(Ирина. Ноябрь 1928 года. Москва)

И все-таки я успела! Никакой Таисии в "Макизе", по счастью, не было, и
заказ, деньгами за который я намеревалась расплатиться с Еленой Францевной,
дождался меня. Здешний редактор Васютский, слившись с основным орудием
производства - почти разбитым телефонным аппаратом, выбивал для издательства
очередные десять тонн газетной бумаги.
- Сколько там рвани или подмочки! Э-не, такие не берут! Лады, согласую!
Телефонирую!
Не отрываясь от аппарата, Васютский махнул рукой в сторону папки с
предназначенной для перепечатки рукописью, прикрыв трубку рукой, буркнул: "В
среду, и ни днем позже!" - и продолжал кричать в телефон следующему
собеседнику:
- Акты надо составить! Откуда бумага мокрая?! Наша сухонькая была, суше
не придумать! Мокрая-то откуда?! Актов требую! С кем согласовывать? Пакет в
"Огонек" закинь, для Кольцова.
Последнее было адресовано не коварному телефонному собеседнику,
намеревавшемуся всучить "Макизу" подмокшую бумагу, а мне.
- Не в службу, а в дружбу! Курьер у меня с инфлюенцей свалился. Сорок
температура третий день... - И снова закричал кому-то на том конце
провода: - Меня вызывают, говорят, что бумага мокрая, битая. Откуда она
взялась мокрая? Да, снег был, знаю, что был, но снег не первую зиму! Неужто
грузовик без брезента едет?
"Не в службу, а в дружбу" в случае с Васютиным ох какое важное дело.
Подброшенные "по дружбе" заказы позволяют мне не только концы с концами
сводить, но и ботики иногда покупать. Хоть и такие тощие, как эти -
замерзших ног до сих пор не чую, - но модные.
Прежние, окончательно развалившиеся прошлой зимой боты, еще мама
когда-то носила. Других бот не было. А хотелось! Хоть я и читала нарочно
отмеченный Федорцовым в "Огоньке" очерк Погодина о красотках, которые ради
"чулок со стрелками, душераздирающей красной сумочки и духов "Убеган" готовы
на все за тридцать рублей", но не спрашивать же вслух, на что сатирически
описанные красотки готовы. И при чем здесь тридцать рублей? Я и сама бы не
отказалась ни от чулок со стрелками, ни от духов "Mio Boudoir", да где ж их
взять! Даже двадцать восемь рублей сорок три копейки, что потратила сегодня
в комиссионном на камею, купленную в подарок соседке Ильзе Михайловне,
пришлось одалживать из денег другой соседки, Елены Францевны.
До революции Елене Францевне принадлежал весь наш дом в этом ползущем в
горку от Неглинки к Рождественке Звонарском переулке, отчего ныне несчастную
старушку зачислили в разряд бывших эксплуататорш. В доме этом с 1911 года
Ильза Михайловна (или "И.М.", как чаще всего ее называю) с мужем Модестом
Карловичем, известнейшим по ту пору в Москве адвокатом, снимали роскошную
квартиру из семи комнат с холлом, в котором напольные часы бархатным
перезвоном означали каждый прожитый час. Проездом в Крым мы с отцом и мамой
заезжали к ним в гости году, видимо, в четырнадцатом - было это еще до того,
как папа стал ездить на фронт. Лет пять мне в ту пору было, раз запомнила
эти часы да усы пугавшего меня Модеста Карловича.
После того лета меня стало пугать совсем другое - слова "действующая