"Юрий Николаевич Афанасьев. Мы - не рабы? (Исторический бег на месте: "особый путь" России)" - читать интересную книгу автора

иная рознь. Мы для него - не грабители, как свой брат деревенский кулак; мы
для него даже не просто чужие, как турок или француз: он видит наше
человеческое и именно русское обличие, но не чувствует в нас человеческой
души, и потому он ненавидит нас страстно, вероятно, с бессознательным
мистическим ужасом, тем глубже ненавидит, что мы свои. Каковы мы есть, нам
не только нельзя мечтать о слиянии с народом - бояться его мы должны пуще
всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и
тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной". Для Солженицына - тоже для
человека Системы - начинавшиеся в конце 80-х - начале 90-х годов
политическая жизнь и образования гражданского общества ассоциировались с
"балаганными одеждами" Февраля семнадцатого, к которому он, в свою очередь,
как к явлению русской истории относился с негодованием и брезгливостью. Для
сегодняшних наших системных "либералов" самая ужасная перспектива -
по-настоящему свободные выборы: ведь в результате таких выборов, если их
допустить, к власти, по мнению "либералов", непременно придут левые.
Все эти примеры из разных времен объединяются единым временем
существования "Русской системы", для которой гражданское общество и
политика - бедственная стихия, внушающая страх и тревогу. Эти примеры
свидетельствуют об одном и том же: будучи включенным в Систему, человек -
хоть президент, хоть научный консультант или рядовой обыватель - не может
быть свободным. А расщепленность духа у включенного в систему человека
предстает как оторванность его сознания от его жизни. Условия существования
человека, внешние обстоятельства жизни сковывают его настолько, что он
становится всецело поглощенным этими внешними по отношению к нему
обстоятельствами, и ему уже не до самосознания, не до постижения и разумного
определения своего места в жизни и своего отношения к окружающему миру.
Неслучайно исторический шанс, выпавший на долю России в конце 80-х -
начале 90-х годов, оказался всецело упущенным. А шанс вырваться из
проторенной столетиями колеи и освободиться, наконец, от сдавливающей страну
самодержавной матрицы властвования был.
Участникам событий того времени не только не удались необходимые для
продвижения в этом направлении целенаправленные действия - они не смогли
даже осмыслить и понять, что же на самом деле тогда происходило. Тем не
менее те события были объявлены пришедшими к власти с Ельциным
"демократической революцией". Себя новые руководители определили,
разумеется, "демократами", "либералами", а для страны объявили начало новой
эры в ее истории. Все подобные определения, самоидентификации и декларации
нашли в той или иной мере отражение в различных законодательных актах, в том
числе в Конституции: они приобрели как бы официальный статус, юридическое
оформление. Были осуществлены и некоторые конкретные шаги - главным образом,
в сферах экономики, финансов, технологий. Иначе говоря, реальные перемены
произошли лишь в малом числе областей непосредственного обеспечения жизни,
но вовсе не затронули сами основания общественного устройства. Они совсем не
коснулись сущности главного системообразующего элемента российского
устройства - власти, ее роли, конструкции, функций и основных ее опор
насилия и репрессий: армии, судебной власти, правоохранительных органов,
политической полиции, системы образования и т.д. Власть по-прежнему, как в
советские и досоветские времена, по своей сути оставалась ордынской, никак
не зависящей от населения, не уравновешенной и не контролируемой никакими
общественными силами или институтами, руководствующейся лишь собственными