"Анатолий Афанасьев. Московский душегуб " - читать интересную книгу автора

Вика уже сама наливала ему и себе. На нее коньяк никак не действовал. Она
только стала немного печальной.
- Какая бы ни была твоя жена, Андрюша, разве можно ее хаять? Это не
по-рьщарски.
- А по-рьщарски было, - зловеще спросил он, - когда я фарфоровую чашку
разбил, облить меня борщом?
Прямо из кастрюли?
- Горячим?
- Нет, слава Богу... Или еще привела как-то любовника своего, огромный
такой детина, и я их застукал.
Прямо в кровати. Ну, вежливо ему сказал: одевайся, дорогой, и пошел
вон. Так она же его и подначила: ты, говорит, моего пустобреха не бойся, он
же теленок. Он обрадовался и начал меня бить. Я же драться не умею. Так она
только хохотала. Не бей, кричит, по почкам, а то он в магазин не пойдет.
Это по-рьщарски?
- Надо было их обоих убить.
- Чтобы потом срок мотать? Нет уж, извини. Но это была последняя
капля. Через два года я с ней развелся.
Вика закурила и сквозь дым, прихлебывая шампанское, смотрела на него с
каким-то странным, холодным участием. Лошаков понимал, что наболтал
лишнего, но на душе у него потеплело. Как славно выговориться...
Ее груди уже не уныривали под пижаму, таинственно светились двумя
белыми, ослепительными шарами.
- Ты могла бы, - спросил он, - полюбить такого, как я?
- Нет, - сказала она. - Это невозможно. Да тебе и не нужна любовь.
Тебе нужна только жалость.
- А пожалеть можешь?
- Нет. Я же не монашка.
- Что же мне делать?
Он хотел заплакать, но Вика протянула руку и почесала его за ухом. Он
жадно прижал ее ладонь к губам.
Позже, после небольшого провала в памяти, он ощутил себя
подкрадывающимся на четвереньках к собственной кровати, на которой в
вольной позе, в золотистом свете ночника раскинулась прекрасная одалиска.
- Да ладно тебе, - снисходительно улыбнулась сверху она. - Хватит
собачку изображать. Иди сюда.
Посапывая, он взгромоздился на нее, и она ловко обхватила его поясницу
длинными ногами. Все его горести и беды остались позади.
- Води, води, - командовала Вика. - Быстрее, милый, быстрее!
Ее ногти впились ему в спину. Она извивалась, принимая его в себя все
глубже. Такого острого наслаждения он еще не ведал в своей путаной
тридцатипятилетней жизни. Обезумел, вцепился в ее набухшие груди и мял их,
давил с такой силой, точно намерился расплющить свою неутомимую
возлюбленную.
- Не останавливайся, милый, еще, еще! - стонала Вика. Он испугался,
что не сумеет насытить ее утробу.
Он был теперь целиком в ее владении, от мощных, судорожных толчков ее
бедер мотался в воздухе, как тряпичная кукла. На последнем пределе отчаяния
лютый взрыв оргазма потряс его, выхолостил до дна и одновременно он испытал
колющую, свирепую боль, точно сверху его пронзили штыком. С воплем открыв