"Анатолий Афанасьев. На службе у олигарха" - читать интересную книгу автора

неугомонный.
- Анупряк не велел, - ответил второй. - Зачем нам проблемы?
Хоть Митя и утратил (на время или насовсем?) звериный настрой,
изворотливость в нём сохранилась. Стремление выжить было сильнее желания
вечного покоя.
- Если нельзя перемолвиться с матушкой, передайте записку Диме
Истопнику.
- Кому-кому?
Произнесённое имя подействовало на обоих, как щёлканье взметнувшегося в
воздух бича. Они побросали карты, один поднялся и навис над Митей сто лет не
бритой рожей, дохнул перегаром и чесноком.
- Ну-ка повтори, чего сказал?
- Димычу послать привет. Он мой учитель. Я пел у него в хоре.
- Врёшь, хорёк вонючий!
- Слово раба, - поклялся Митя. - Истопник меня знает. Я был у него
солистом.
Миротворец вернулся к кунаку, оба оживлённо загомонили, перейдя на
незнакомый Мите язык. Но одно слово, мелькавшее чаще других, он отлично
понял: выкуп!
Наконец, придя к какому-то решению, оба миротворца подошли к пыточному
ложу.
- Если врёшь поганым языком, знаешь, что будет? - строго спросил тот,
который был Ахметом.
- Знаю.
- Нет, не знаешь. Ты не умрёшь лёгкой смертью, будем резать по кусочкам
целых три дня. Это очень больно. Намного хуже, чем ты можешь представить
пустой башкой.
- Я знаю, - повторил Митя. - Я говорю правду. Истопник любит меня. Он
думает, я его внебрачный сын.
Митя делал всё правильно: с миротворцами всегда так - чем гуще
нелепость, тем скорее в неё поверят. Это происходило оттого, что в
перевёрнутом мире, где все они пребывали, и победители, и рабы, только ложь
казалась правдоподобной. И только бред принимался за истину. Но пользоваться
этим следовало с осторожностью, поднимаясь по ступенечкам от обыкновенной
туфты к абсурду. Разрушение логики требовало строго научного подхода.
- Он тебя любит, значит, за тебя заплатит. Я верно тебя понял, хорёк?
- Вряд ли, - усомнился Митя. - Почему он должен платить? Димыч - на
государственном обеспечении. Ему все платят, а не наоборот.
Миротворцы опять залопотали по-своему, а на Климова накатил приступ
невыносимой скуки. Эта чёрная, вязкая, как смола, скука соседствовала с
небытиём. Всё казалось зряшным, ненужным. Одна заноза торчала в мозгу:
Дашка-одноклассница. На что попался? В сущности, на влагалищный манок. В
страшном сне не приснится. А ведь из каких передряг выходил сухим.
- Хорошо, - перешёл на английский Ахмет (второго звали Ахмат). - Если
даст миллион, можно выпустить.
- Через аппарат? - уточнил Климов.
- Через трубу, - посулил миротворец.
В принципе, это была бы нормальная сделка. Труба означала рутинную
психотропную стерилизацию.
За свою жизнь Митя прошёл их с десяток и умел преодолевать, как