"Анатолий Афанасьев. На службе у олигарха" - читать интересную книгу автора

Из грота Лиза повела меня на конюшню, где в стойлах били копытами два
гнедых ахалтекинца и могучий рысак-тяжеловес. Лиза дала мне сахарку, чтобы я
угостил лошадей. Я это сделал не без душевного трепета. В лошадях я не
разбирался (хотя был период, когда носил денежки на ипподром), но глядя на
этих грозных, большеглазых, похожих на испуганных детей представителей
породы, понял сразу, что они стоят целое состояние и вообще с ними лучше не
связываться.
Ещё Лиза познакомила меня с собаками. Сперва с огромным мраморным
догом, как раз вышедшим на крыльцо подышать и оглядывавшимся с брезгливым
выражением хозяина, которому надоело всё на свете, и в первую очередь
незнакомые людишки, пытающиеся набиться к нему в приятели. Дога звали Каро.
Лизе он учтиво поклонился, вильнув хвостом, а в меня, по-моему, плюнул. Но
не укусил, и за это спасибо. Потом на псарне меня облаяли две овчарки и
свирепый буль, который при моём появлении сделал ужасную попытку перегрызть
массивную железную цепь, на которой сидел. От злобы чуть не упал в обморок,
как мне показалось. Лиза сказала смущённо:
- Его зовут Тришка. Он только прикидывается таким. На самом деле
добрейший пёсик. Увидите, вы подружитесь.
- Вряд ли, - усомнился я. - Он хоть и добрейший, но чего-то у него пена
на морде. Он не бешеный?
- Так мы часто обманываемся, - грустно заметила Лиза. - И в людях тоже.
Боимся не тех, кого надо, а к тем, кто несёт зло, тянемся в объятия.
Она умела говорить длинно и литературно, и это так не соответствовало
времени и моим представлениям о молодых девицах, что производило опасное
воздействие на мой мозг. Мало сказать, что я был растерян. Я почти изнемогал
от мысли, что нам предстоит встречаться каждый день и заниматься - ха-ха! -
грамматикой.
Мы вернулись в дом. Лиза привела меня на кухню (просторное помещение с
закопченным потолком и чугунными плитами), собственноручно сварила кофе и
достала из холодильника тарелку с пирожными. Наша дружеская беседа
продолжилась, но теперь девушка перестала говорить о себе, напротив, начала
осторожно выспрашивать. Вопросы её сводились к следующему: что такое
художник? трудно ли писать книги? есть ли на свете занятие, которое достойно
того, чтобы посвятить ему жизнь?.. Неожиданно для себя, будто выпил не кофе,
а стакан водки, я разболтался, как старый мельник. Сказал, что книги писать
немудрено, с этим справится, пожалуй, любой мало-мальски грамотный человек,
а вот жить, занимаясь писанием книг, трудно и противоестественно. Также
противоестественно, как писать музыку или картины. Человек рождается на свет
для реального дела, а не для химер. И если он возомнит, что в искусстве есть
какой-то высший смысл, то, считай, пропал. Через некоторое время это будет
уже не человек, а сгусток отвратительной неврастении: такова расплата за
опустошение души.
Лиза раскраснелась, и взгляд её обрёл уж и вовсе бездонную глубину.
- Как же так, Виктор Николаевич, вы говорите, в искусстве нет смысла...
А чем тогда жить?
- Молиться надо. И работать. Табуретки строгать, землю пахать. Женщинам
вообще просто. Рожай детей - и ты состоялась. Но я не сказал, что в
искусстве нет смысла. Оно развлекает, а если качественное, то даже
воспитывает, просвещает. Нет смысла в самих художниках. Это всегда
пустоцветы. Включая гениев. Более того, гении так называемые - это просто