"Анатолий Афанасьев. На службе у олигарха" - читать интересную книгу автора

шагах в двадцати, уважительно повернувшись к нам спиной. К этому времени я
уже знал, в чём главная проблема Лизы: при всей здешней роскоши и жизни по
принципу "чего душа пожелает", она была самой натуральной узницей. В прошлом
году отец разрешил ей начать учёбу в университете (на юридическом), но после
кое-каких досадных происшествий, на которые Лиза лишь намекнула, её оттуда
забрали. Её неволя не была строгой, ей принадлежали прекрасный парк, и
дворец, и московская квартира, но всё-таки она была натуральной заключённой,
потому что шагу не могла ступить без надзора. За час я узнал про неё
довольно много, Лиза трещала без умолку, будто с тормозов сорвалась. Или
давно у неё не было собеседника, с которым хотелось бы пооткровенничать. Мы
быстро почувствовали родство душ. Я поддакивал, хмыкал, иногда вставлял
умные фразы. Выкурил за час семь сигарет. Её тихий торопливый голос,
взволнованное лицо, манера прикасаться к моей руке своими тонкими пальчиками
с доверчивостью домашнего зверька, полное отсутствие кокетства, какая-то
странная отрешённость и ещё что-то в её облике, в гибкой стремительной
фигурке - всё вместе подействовало на меня одуряюще. Могу даже сказать, что
сто лет не испытывал таких приятных ощущений от общения с существом
противоположного пола. Внезапная её доверчивость ко мне, думаю, объяснялась
отчасти тем, что Лиза, оказывается, прочитала моих "Странников", книга ей
понравилась, и она считала меня известным писателем и, наверное, пожилым
человеком.
Её матерью была никакая не проститутка, а некая Марина Колышкина, одна
из жён Оболдуева, тоже, как я сумел понять, к тому времени пропавшая без
вести. Лиза носила её фамилию (не приведи Господь прослыть Оболдуевой!).
Матушка её, пока была жива, работала врачом в районной поликлинике, и Леонид
Фомич высмотрел её прямо на улице из окна лимузина... Всё, точка. Дальше в
своём рассказе на эту тему Лиза не пошла. Она и во многих других местах
обрывала себя на середине, на полуфразе, будто споткнувшись. При этом
взглядывала на меня с испугом, словно спрашивая: я глупая, да? С первых
минут я испытывал чувство, что тут какой-то обман, какая-то мистификация: не
могло это простодушное создание быть дочерью Оболдуя, одного из отвязных
властителей нации.
О нём мы тоже поговорили. Лиза заметила с задумчивым и отстранённым
видом, что её отец сложный человек, но, в сущности, добрый и безобидный.
Всем верит, а его частенько обманывают, водят за нос. Услышав такое, я
закурил восьмую сигарету, и Лиза обеспокоенно заметила:
- Вы много курите, Виктор Николаевич. Это ведь не полезно.
- Я знаю, - ответил я. - Организм требует. Он у меня сожжён табаком и
алкоголем.
Я обнаружил, что изо всех сил стараюсь произвести впечатление
остроумца, и если удавалось вызвать на лице её вежливую улыбку, готов был
прыгать от радости. Про то, какую книгу я должен состряпать, Лиза сказала
так:
- Если бы я обладала хоть капелькой вашего таланта, Виктор Николаевич,
то написала бы об отце не сухое документальное произведение, а настоящий
роман. Его жизнь даёт массу материала. Ведь если вдуматься, в ней, как в
зеркале, отразился весь наш век, со всеми его страстями, победами и
поражениями.
Если вдуматься, согласился я про себя, в этой мысли почти нет
преувеличения.