"Сухбат Афлатуни. День сомнения (Повесть) " - читать интересную книгу автора

напишет тогда на доске Адочка "Позор 4-му Б!", заставит снимать трусы и
сдавать гелиографию...
Трон подплыл к берегу.
- Кладите.

Руслан топтался со своей черепахой, пялясь то на трон, то на Акчуру.
- Ну, давай, давай, братишка, - похлопал его Акчура, - давай же, будет
хорошо... Хорошо тебе будет, дурак, нормальным станешь!
"Хорошо, что не буйный", вздохнул Акчура, глядя, как его новый друг
послушно протягивает каменное черепашье тельце к слепящему трону.
Ожила.
Заработала лапками, подняла мешковатую голову. Поползла, переваливаясь
к трону.
- Как загорится - хватайте.
"Кто еще тут загорится?", - успел подумать Акчура.

Едва достигнув трона, черепашка остановилась. Панцирь сплющился,
расслоился, затопорщился четырьмя углами, стал похожим на стопку листов или
книгу и - вспыхнул.
Уже стихшие голоса запели сильнее; словно раздуваемое ими, пламя взмыло
вверх. Акчура побледнел: "Как же... невозможно... руки!". Он, казалось, сам
был на пороге безумия, глядя на гибнущее в огне спасение.
Внезапно Руслан нырнул руками в огонь и - вырвал оттуда книгу. Да,
стало ясно, это именно книга. Обугленная и мертвая.
На Акчуру взметнулись глаза - уже не безумные, но тревожные.

Час десятый. ПРОБУЖДЕНИЕ

- Где... я?
- Под землей. Оклемались немного?
Триярский поднялся, взял у Акчуры фонарик, помотал им...
- Что-нибудь помните? - спросил Акчура.
Нащупав фонарем озеро, Триярский наклонился. Наполнил ладонь. Провел по
лицу: воспаленный лоб, глазные впадины, губы. Вода бежала по коже, обжигая.
- Кажется, помню. Руслан Триярский, капитан в отставке.
- Дмитрий Акчура... писатель в отставке. - Акчура протянул руку.
Ее встретила еще мокрая рука Триярского:
- В отставке? Я недавно читал ваш...
- С сегодняшнего дня. Часа три-четыре назад, наверное...
Акчура поднял с земли бывшую черепаху... и бывшую книгу: рассыпалась
углем прямо в ладонях. Как он там прочитал...?
- Руслан - давай на "ты"? - посвети-ка...
Подставил под свет рукопись - в черных язвах. Простроченные арабской
вязью страницы, попав под прицел фонарика, крошились и осыпались, как пыльца
с крыльев бабочки. Только одна - та самая, которую прочел Руслан, - не
распылилась. Полуобгоревшая, она была на ощупь из более прочной бумаги, и
прилежно разграфленная.
- На "ты" - так на "ты", - отозвался Триярский, всматриваясь в
сбереженную строку квадратного письма. - Что это означает, как вы... ты
думаешь?