"Сухбат Афлатуни. Пенуэль (Повесть) " - читать интересную книгу автора

с пузами. Карточки с этими пузами шлют, как они там, на своих пляжах. Вот я
их для чего кормил-воспитывал - для пляжей. С американской горки они теперь
ездят, потом карточку покажу. А кто в Ташкенте залип, еще хуже: по норам
сидят, тайком от меня пьют и детей рожают. Да. Нарожают, вырастят, а мне
только взрослых подсовывают, когда они уже не сладкие козявки, а дылды,
бо-бо-бо басом мне тут. А мне же не это бо-бо-бо нужно, мне ручки тоненькие
нужны, чтобы в них светилось, чтобы глазки были".
Гуля закрыла лицо ладонями.
"Одна надежда на вас, молодежь, - сказал Яков, вставая. - Когда только
пришли и пошли вон в ту комнату, мне прямо детьми и запахло. Вот, думаю, кто
ребеночка в мой сад приведет, пока эти саранчи все деревья не сгрызли. Я
даже ангелу помолился и все ему изложил..."
Гуля быстро вышла из комнаты.
"Что это она, а? - нахмурился Яков. - Ты смотри, ее не обижай!"
Я выбежал во двор. Яростное солнце плеснуло в лицо кислотой; "Гуля!"
Гуля!
Заметался между калиткой, сараем в глубине сада, кустами одичавшей
смородины. Снова калитка. Кусты. Паутина с летящими в лицо пауками. Ветви
яблонь - все в слепящем зимнем солнце.
Споткнувшись о корягу, упал.

Я упал и лежал.
Не ушибся, или совсем немного. Просто подумал: зачем вставать? Зачем
останавливать кровь с подбородка?
Она тихо подошла. Я смотрел в землю.
"Ушибся?"
"Подбородок", - ответил я, не поднимая головы.
"Зачем ты меня искал?"
Красные капли падали на потерявшие цвет листья. В глине отпечаталась
маленькая ступня.
"Как себя чувствуешь?" - спросил я голосом из старого фильма.
"Прекрасно. Как будто удалили сердце. Как думаешь, они могли удалить
сердце? Ну, не сердце, а что-нибудь похожее... Я же была под наркозом. Они
могли сделать все".
"Это хорошие врачи..."
"Ага. Добрый доктор Айболит. Приходи к нему, волчица. И корова. Всех
излечит, исцелит...".
"Тысячи женщин через это проходят..."
"...добрый доктор Айболит!"
"Но тебе нельзя было рожать! Ты сама говорила, родители. Я заботился
только о тебе".
"Спасибо".
Я повернул к ней лицо. Снизу Гуля казалась огромной, как мягкая статуя
непонятно кого. Лицо скрыто облаками.
Сегодня на ней впервые не было никаких значков.
Она помогла подняться. Болел подбородок. Я обнял ее. От нее пахло
лекарством. Наверно, этим лекарством их убивают. Детей.
Потом я услышал, как бьется ее сердце.
"Слышишь, оно бьется?" - сказал я.
"Кто?"