"Сухбат Афлатуни. Пенуэль (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Яков радовался моим редким приходам. Ему нравилось, как я пью с ним
чай. Ему нравилось мое ухо, куда безболезненно укладывались его километровые
рассказы.
Я хотел записать его на диктофон. Молодость Якова прошла под гул
сражений и войны с тифом. Он писал на паровозах "да здравствует",
прикладывая трафаретку. По вечерам он болтался с гармоникой, и кривоногие
сарты глядели на него со смуглым любопытством.
Я привел к нему Гулю без предупреждения. Гуля стояла причесанная,
блестя сразу двумя значками, пионерским и октябрятским.
Калитка была открыта. Мы вошли в грязный плодоносящий сад. На земле
гнили и пузырились мухами яблоки. На смоковнице сидел соседский мальчик и
объедался. Увидев нас, он с достоинством слез и удалился.
Его трусики мелькнули над забором и исчезли.
"Яков! - позвал я. - Яков!".
Тишина.
"Яков! Я-я-яков!"
"А какое у него отчество?" - спросила Гуля.
"Не знаю".
"Странно все-таки у русских. Придумываете всем отчества, а сами их не
любите".
Во дворе потемнело. Погасли золотые Ильичи на груди.
"Может, уснул, - сказал я. - Уснул или...".
Я представил, как мы заходим и натыкаемся там на его опустевшее тело.
Как я начинаю куда-то звонить, путая цифры.
"Какое у него все-таки отчество?" - сказала Гуля, оглядывая двор.
Мальчик подсматривал из-за забора, чтобы снова вернуться на дерево, где ему
было так хорошо и интересно.
Надо было войти в дом. Вместо этого я обнял Гулю. Ткнулся носом в ее
щеку. У нее были какие-то новые духи: сухие, осенние, с запахом айвы.
Пра стоял на пороге и смотрел.
Мы отшатнулись друг от друга. Гуля спрятала лицо в ладони.
Яков подтянул брюки и стал искать в кармане инструмент речи.

Мы пили чай с тортом и сухарями. Торт принесли мы. Яков посмеялся над
тортом, но на стол его допустил.
"Гостите, - смотрел на нас Яков. - Гостите и делайте, что вам там надо.
Комната у меня о! - цыганочку плясать можно, а вы молодые. Только не
прибрано, Клавдия вон обещает мне все субботник, а не дождешься. И крыша
шалит, протекать стала".
Я махал руками: ничего, сойдет.
"Родился я одна тысяча восемьсот девяносто девятом году", - начал Яков,
глядя на Гулю.
"Да, у меня дедушка тоже очень долго жил. Все из-за горного воздуха.
Дышит и живет. Когда, ругается, я уже умру? А сам все горным воздухом
дышит".
Яков слушал внимательно. Несколько раз подносил к губам чашку, но не
пил.
"А вы видели Ленина?" - спросила Гуля.
"Я его голову на поездах рисовал. Хороший был вождь. За это Каплан в
него палила из пушки. Все от бабской ревности".