"Сухбат Афлатуни. Пенуэль (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Ни гром аплодисментов, которые посылали ему из Ташкента, ни пожелания
от маленькой частички из Самарканда, ни другие пролетарские знаки внимания
не могли разбудить вождя, заснувшего тяжелым зимним сном.
Проносились ветви. Ветвились и качались шпалы.
Я сидел возле теплого телевизора с перевязанным ангинным горлом. А
поезд все ехал, все тащил холодное тело из точки А в точку Б.
В точке Б торопливо готовились траурные речи и обед для своих. Что на
нем ели? Сушеный ферганский урюк. Тарелки с кишмишем и чищенным грецким
орехом. Все обдавали кипятком, борясь с дизентерией.
Но я этого не знал.
Я жалел Ленина.
"А зачем сейчас от своего детства отказываешься?" - спросила Эльвира.
Я не знал, зачем я отказываюсь от своего детства.
Два раскосых глаза смотрели на меня, обдавая невидимым кипящим маслом.
"Поздно уже, - вдруг поднялась Гуля. - Ехать пора".

"Да-да, поздно... - вскочила и закружилась Эльвира. - Сейчас печенья
вам соберу, в дорожке погрызете... Гуль, могу я его об этом попросить? Ну ты
знаешь, о чем".
И, не дожидаясь ответа, Эльвира протянула мне ладонь: "Пожми мне на
прощанье руку, товарищ. Только долго пожми, ладно? Совсем я уже без вашего
пола научилась жить, а без рукопожатий не могу, вот и прошу об этом..."
Я посмотрел на Гулю. Она стояла, улыбаясь, в дорожной куртке. Левый
рукав измазан глиной.
Протянул руку Эльвире. Ее ладонь оказалась внутри моей. Она была
шершавой и влажной, как газета, которую заталкивают в обувь для просушки. Я
сдавил ее и потряс, как это делают при рукопожатиях.
Истошно тикали часы, а я все жал и тряс руку, которая казалась Гулиной
рукой, но доказать это в сумерках было невозможно. Во дворе мычала корова, и
плоды хурмы болтались на ветру, еще слишком вязкие для того, чтобы их есть.

Эльвира вышла в мужских туфлях сорок страшного размера. Она нас
провожала.
"Там была его голова", - говорила она, тыча пальцем выше плотины.
Голова Ленина на бетонном кубе. Рельеф или барельеф, всегда путаю.
Потом сняли, теперь на месте головы большая ленинообразная дыра.
"А я даже рада, друзья, что его сняли, - сказала Эльвира. - Чем меньше
изображений, тем лучше. Изображения - это идолопоклонство. Я вот ни одного
портрета у себя не держу, все в воду побросала. А теперь зато около этого
места открылась белая дыра".
"Кто?" - переспросил я.
"Не кто, а что, физику учить надо, - обиделась Эльвира. - Есть во
вселенной черные дыры, а есть, значит, и белые, которые счастье приносят. А
Земля - часть вселенной, у нас, значит, тоже эти дыры есть, и черные, и
белые, и еще, может, какие, которые пока от науки скрываются. А вот там, где
раньше его голова стояла, там белая. Я там свадьбы сейчас организую. Я же в
загсе два года работала, сейчас частную практику хочу открыть, чтобы
квалификацию не терять".
При слове "свадьбы" Эльвира с плотоядной надеждой посмотрела на нас.
"Ладно, приезжайте еще, - остановилась она. - Ты, товарищ Яша,