"Валерий Аграновский. Вторая древнейшая. Беседы о журналистике" - читать интересную книгу автора

причины, но кое-какие позволю себе отметить.
Во-первых, изменился читатель. При всей кажущейся однородности наш
современный читатель все же ухитряется быть разным, что создает определенные
трудности для литераторов, стремящихся, как мы знаем, дойти до каждого. При
этом читатель стал образованнее, культурнее, он может и хочет, он в силах
разобраться сегодня во многом сам, только ему надо дать правду, то есть
документ, информацию, - дать пищу для ума. В силу именно этой причины
наметилась "всеобщая тяга к объективности" [2], как сформулировал явление
переводчик и публицист Л. Гинзбург.
Во-вторых, нельзя не учитывать научно-технический прогресс, который
привел к развитию средств связи, к совершенствованию магнитофонов, кино-,
фото- и телеаппаратуры. Все это не только способствует, но просто-таки
толкает к фиксации событий, делающей фантазию бессмысленной.
В-третьих, если характерным признаком документального жанра было
когда-то, по выражению Е. Дороша, "писание с натуры", то, возможно,
сегодняшняя всеобщая документализация есть естественное развитие реализма
как творческого метода? То есть в сравнении с минувшим реализмом "похожести"
нынешний реализм должен быть документальным? Впрочем, это теоретический
вопрос, в дебри которого я не рискну забираться, но и не наметить его тоже
не могу: а вдруг кто-то подвигнется на дальнейшие размышления?
В-четвертых, наш читатель, мне кажется, имеет особые основания
проявлять повышенный интерес к документальному жанру. Говоря так, я, прежде
всего, имею в виду "голод" по дневникам и документальным свидетельствам об
исторических событиях малоизве-стных и некогда даже скрытых. Кроме того -
война. Какова судьба неудавшегося десанта в Керчи, кто такой легендарный
партизан Батя, каковы подробности Нюрнбергского процесса, как действовал в
тылу у врага Кузнецов, что случилось с группировкой наших войск под Старой
Руссой, каким образом удалось спасти "золотой эшелон" во время Гражданской
войны, какова истинная история "Брестского мира" - сколько тайн и
вынужденных сокрытий становится сегодня явными!
Что же получается? Авторитет и сила документа привели к тому, что даже
"чистые" прозаики не могут устоять перед искушением замаскировать
беллетристику "под" документ, тем самым размывая границы между жанрами. Я
думаю, не всегда легко распознать, имеем ли мы дело с рассказом или очерком,
поскольку проза может основываться на реальном факте, а очерк - не
пренебрегать вымыслом.

Не грешно повторить, что современного читателя волнует, мне кажется, не
то, какими средствами пользуется литератор, а к какому результату приходит.
Иными словами, главным критерием становится не мера вымысла, а степень
достоверности, - критерием не только документалистики, но и прозы. Старый
спор о "допустимых размерах художественного обобщения", как говорят
специалисты, то есть спор о величине вымысла, возможного в очерке, сегодня
не кажется мне актуальным. Важно другое: верит или не верит читатель автору.
Если из-под пера литератора выходит ложь, читателю безразлично, как эта ложь
называется - очерком или рассказом. Но если мы, документалисты, не
пренебрегая вымыслом и обобщением любой величины, говорим читателю правду,
тот принимает ее без всякого деления на жанры.
У Л. Н. Толстого в "Войне и мире" есть сцена, в которой действуют
реальные исторические герои - Кутузов, Барклай, Багратион и другие - и герои