"Валерий Аграновский. Вторая древнейшая. Беседы о журналистике" - читать интересную книгу автора

отношение к очерку как к родственному прозе литературному виду. Подобно тому
как в смешанных браках рождается полноценное потомство, подобно тому как на
стыке наук совершаются выдающиеся открытия, - подобно этому, быть может, на
стыке прозы и документалистики и рождается новый литературный жанр,
способный, на мой взгляд, обеспечить его истинный расцвет, дать наивысший
уровень достоверности и соответствовать возросшим требованиям современного
читателя.
Домысел и вымысел
Однако разговор о мере вымысла в документальной прозе не лишен
основания. Проблема вымысла, но уже не как критерия жанра, а как инструмента
для познания и осмысления действительности, сегодня встает еще острее,
нежели прежде.
В самом деле, без авторского отношения, выраженного им к описанным
событиям, документальная проза, оставшись документальной, никогда не станет
художественной. Даже ничего не домысливая, не преуменьшая и не
преувеличивая, автор может достичь художественности хотя бы за счет того,
что выражает в повествовании собственную личность.
Говорят, правда одна, многих правд не бывает. И тем не менее из одних и
тех же фактов-кирпичиков разные литераторы могут построить разные дома.
"Ведь даже два фотографических аппарата, - писал Е. Дорош, - в руках двух
фотографов дадут не совсем одинаковые изображения одного и того же, в одно и
то же время снятого предмета" [5]. Отчетливо представляю себе нескольких
литераторов, истинно талантливых, которые по-разному напишут портрет одного
героя, и столь же ясно вижу бездарного писателя, способного десять героев
нарисовать на одно лицо.
Некоторое время назад "Комсомольская правда" опубликовала мой очерк
"Искатели" [6]. В нем шла речь о молодом инженере-конструкторе Анатолии
Пуголовкине, работающем на заводе имени Лихачева. Два "подвала",
по-газетному - "распашка", примерно строк семьсот. С момента публикации
минуло полтора года, и вот однажды кто-то присылает мне из Белоруссии
республиканскую молодежную газету с очерком "Начало". В нем шла речь о
конкретном человеке, молодом инженере-исследователе Минского автозавода
Василии Дыбале. У меня в очерке: "Через какое-то время Анатолий Пуголовкин
вызовет у потомков не меньший интерес, чем тот, который испытываем мы сами к
рядовым представителям прошлых поколений. Внукам и правнукам тоже захочется
знать, как он выглядел, о чем думал, как работал, какие пел песни и какие
строил планы..." Очерк "Начало" имел такое вступление: "Возможно, через
какое-то время Василий Дыбаль вызовет у потомков не меньший интерес, чем
тот, который испытываем мы сами к рядовым представителям прошлых поколений.
Внукам и правнукам тоже захочется знать, как он выглядел, о чем думал, как
работал, какие пел песни и какие строил планы..."
Ну ладно, бывают совпадения. Смотрю дальше. Мой очерк разбит на
маленькие главки: "Внешний вид", "Черты его характера", "Образ его
мышления", "Как он работает", "Его духовный мир" и т. д. "Начало" также
состоит из небольших главок: "Внешний вид", "Черты его характера", "Образ
его мышления"... Ну что ж, и такое возможно. А посмотрю-ка, что "внутри"
материала, - ведь герои-то разные! Читаю и не верю своим глазам. У меня:
"Было время, Анатолий Пуголовкин думал, что от него и от таких, как он,
ничего не зависит..." В очерке "Начало": "Было время, Василий Дыбаль думал,
что от него и от таких, как он, ничего не зависит..." У меня: "А читает