"Михаил Ахманов. Ливиец" - читать интересную книгу автора

медные шлемы, плыл паланкин из светлой ткани над облаченным в пурпур
человеком, князем или военачальником. Смуглые бородатые лица, темные глаза,
резкие черты - тут были те, кого лет через пятьсот-семьсот назовут амореями,
хурритами, иудеями, арабами. Для египтян все они являлись шаси, азиатами, и
лишь немногие народы уже получили имя: аму - семиты, хериуша и хабиру -
кочевые арабские и иудейские племена.
Увидев нас, сирийцы завопили. Передние пытались замедлить шаг, вытащить
клинки, наклонить копья, но масса, давившая сзади, подпирала их, выжимая в
ущелье и в речные воды. Кто-то упал, поскользнувшись на мокрых камнях,
кто-то выдернул меч, едва не лишив соседа уха, кто-то кричал, призывая на
помощь богов, но эти крики тут же сменились шелестом падавших сверху
снарядов, хищным посвистом дротиков и предсмертными стонами. Глиняное ядро,
пробив ткань паланкина, цокнуло по шлему воеводы, и тут же в его живот и
грудь вонзились дротики. Они летели тучей - бронзовые острия на пальмовых
древках, направленные сотней рук. Из долгого опыта я знал, что причиненные
ими раны большей частью не смертельны, но человек, истекающий кровью, уже не
боец. Травинка под копытом быка, если вспомнить слова Унофры.
Обстрел прекратился, я вскинул клинок и выкрикнул:
- Вперед, во имя Семерых!
Вообще-то полагалось идти в атаку с именем фараона либо божеств войны
Монта и Сохмет, но Семеро Великих из пустыни, демонов бурь, песков и ветра,
всё-таки нам ближе. Хем-ахт находился далеко и, значит, не мог зафиксировать
нарушение устава. Я был готов поставить гнилой финик против серебряного
кольца, что к этой битве он не успеет.

Мои бойцы с бешеным ревом обрушились на сирийцев, разом проложив
десяток просек. Те казались ошеломленными - несомненно, дел с темеху они не
имели, хоть память о былых походах фараонов была наверняка жива. Но в эпохи
Древнего и Среднего царств ливийский контингент в войсках Та-Кем
отсутствовал, да и сейчас экспансия сынов пустыни в нильскую долину только
начиналась. Причину я выяснил еще во время прошлой экспедиции: взрыв вулкана
Санторин в Эгейском море около 1600 года до новой эры. Взрыв был чудовищной
силы, и следствием его явились климатические изменения в Сахаре и во всем
восточном Средиземноморье: африканская саванна и прилегающая к Синаю часть
Аравии пересыхали уже второй век. Гиксосы с северо-востока и ливийцы с
запада хлынули к Нилу, но хека хасут успели первыми. Что не удивительно -
всё же в их войске имелись лошади и колесницы.
Я двинулся вперед, раздавая удары то плоской стороной клинка, то
рукоятью, расталкивая и сшибая противников наземь. Не в моих правилах лишать
кого-то жизни, ссылаясь на историческую необходимость; кроме того, победа в
битве или тем более в войне не означает кровь и резню. Египтяне, народ
цивилизованный, это понимали, но втолковать подобные истины темеху было
невозможно. Они рычали вокруг меня, как прайд осатаневших львов, -
искаженные яростью лица, перекошенные рты, козьи шкуры в алых пятнах, кривые
широкие лезвия, взмывающие вверх, чтобы обрушиться на плоть и кости. Исход
таких единоборств зависел не от искусства и ловкости, а от неистовой грубой
силы, ибо тяжким оружием было невозможно фехтовать; чуть ли не всякий удар
означал или смерть, или страшную рану, которую, пожалуй, не исцелили бы даже
в эпоху Взлета, через три с половиной тысячелетия.
За мною шли Инхапи и троица воинов мешвеш, которым полагалось оберегать