"Михаил Ахманов. Ливиец" - читать интересную книгу автора

вождя в бою. Я не питал больших надежд на их защиту - Инхапи был почти что
безоружен, а три телохранителя кололи и рубили всласть, не очень заботясь о
том, чтобы прикрыть мою спину. К счастью, мой психогенный носитель был
силен, как бык, и быстр, точно леопард. Удивительно, что вышло из юнца,
который умирал от ран и заражения крови! Когда я вселился в Аупута, он
походил на гниющий скелет.
Ошеломление у сирийцев миновало, и теперь они защищались отчаянно, так,
как бьются люди с волчьей стаей, не знающей пощады, не понимающей слова о
сдаче или перемирии. Цену они заплатили высокую - сотни четыре убитых и
раненых валялись в кустах, среди камней на берегу и в речке, окрашивая ее
алым. Остальных мы отбросили к возам, прямо на быков, мычавших и бивших в
ужасе копытами, но тут получилась заминка: второй отряд пришел на помощь
первому. Им командовали воеводы в пурпурных плащах и блистающих тиарах, и
среди них был, вероятно, сирийский князь или иная персона высокого ранга.
Окруженный стеной щитов и копий, он вел своих солдат прямо в воду, огибая
повозки и бесновавшихся животных. Единственный путь для контратаки и удара с
фланга; свежий отряд мог потеснить нас, дать передышку отступавшим, а после
навалиться всеми силами. Несмотря на потери, сирийцев было вдвое больше, чем
моих бойцов.
Я закричал, вращая в воздухе клинок. Я обладаю, сильным голосом, а рост
и шкура леопарда на плечах делают меня заметным в самой гуще схватки. Увидев
сигнал, мой арьергард, ведомый Усуркуном, бросился в воду наперерез
сирийцам, а люди Масахарты, поднявшись точно тени меж камней, встретили
врага тучей дротиков. Пращники, засевшие на склонах, начали спускаться вниз;
кое-кто раскручивал ремень с глиняным ядром, другие подбирали и швыряли
камни или готовились биться врукопашную, секирой и мечом.
Мы сшиблись с сирийским отрядом в бурлящей воде, на скользких камнях и
гальке, где всякое неверное движение могло отправить воина в поля Иалу.
Впрочем, у шаси свой рай и свой у ливийцев, так что в Поля Блаженных, где
правит Осирис, мог попасть один Инхапи.
Стена щитов возникла предо мной, я проломил ее мощным усилием, достал
клинком грудь человека в пурпуре. Он захлебнулся кровью, начал падать, а
вместе с ним - мои телохранители. Похоже, князя защищали лучшие бойцы,
десяток или полтора наемников-хабиру, крепкие чернобородые мужчины в медных
шлемах. Дрались они с ливийцами почти на равных: за троих отдали пятерых.
К нам, живущим тысячелетия, забывшим о страхе смерти, время относится
благосклонно, не заставляя нас ни медлить, ни спешить, ни, напрягая жилы,
растягивать мгновения в тщетной попытке добиться отсрочки у судьбы. Но тот,
кто погружается в прошлое, знает: так было не всегда. Для миллиардов навеки
ушедших секунды не равноценны - одни торопили их, заставляя действовать
стремительно, повиноваться не разуму, но чувствам, другие, унылые, не
поддающиеся счету, тянулись, складывались в месяцы и годы, истекали, как
вода меж пальцев. Был среди них и самый черный миг - тот, что отделяет жизнь
от внезапного конца.
Мы с Инхапи стояли над телом сирийского князя, вдвоем против восьмерых
хабиру. Речные струи звенели и кружились вокруг нас, справа летели дротики,
посланные Масахартой, сзади, оступаясь на камнях, рыча и потрясая секирами,
спешили на помощь люди Осохора. Но в это мгновение мы были вдвоем, только
вдвоем против восьмерых.
Чернобородый воин с гневным воплем прыгнул ко мне, вздымая меч, и