"Михаил Ахманов. Ливиец" - читать интересную книгу автора

фонтанами огня.
Масахарта притащил из темноты кувшин с пивом величиной с ведро и
занялся остатками ягненка. Сделав большой глоток, я передал сосуд Иуалату и
сказал:
- Завтра покинем удел Хиана. Пойдем дальше гор, искать тех шаси, что
спешат на помощь хека хасут.
- Одни? - спросил Усуркун, принимая пиво от Иуалата.
- С чезетом Хем-ахта.
- Да пожрут его теен и кажжа! - произнес Иуалат. - Корм гиены! Этот
Хем-ахт много взять не даст.
- Шкуру с козы можно снимать по-разному, - молвил Усуркун и,
поколебавшись, всё же протянул сосуд с пивом Инхапи. Потом добавил: - Много
ли возьмешь с убитых воинов? Не упустить бы город! - Его глаза хищно
сверкнули, когда он повернулся к Шарухену.
Инхапи промолчал, ибо был слишком молод, чтобы вмешиваться в разговор
ветеранов, грабивших гиксосов, кушитов и египтян, когда его еще на свете не
было. Некоторое время мы пили пиво и болтали, взвешивая надежды на добычу -
где она будет обильней, в долинах Джахи или за стенами Шарухена. Наконец
Иуалат мудро заметил, что за стены нужно еще попасть, не потеряв при этом
голову, а перерезать шаси в поле неизмеримо легче. Пиво тем временем
кончилось, Масахарта обглодал ягненка до последней косточки, и мои соратники
легли наземь у погасшего костра.
Все, кроме Инхапи - он сидел, уставившись в угли, играя коротким
бронзовым мечом. То ли ему было неуютно среди нас, то ли что-то мучило его,
а спросить лазутчик не решался. Пребывая в теле, лишенном ментального дара,
я, однако, не потерял способностей к эмпатии и чувствовал сейчас Инхапи как
напряженный лук с растянутой тетивой.
Он пробормотал:
- Позволишь ли говорить, мой господин?
- Да.
- Видит Маат*, что слова мои истинны: я - потомственный воин. Ини, мой
почтенный отец, был из Стражей Западной пустыни. Я вырос между пальмой и
песком и в детстве метал не камни, а дротики. Моя мать... - рука его
коснулась губ знаком скорби, - Мерит, моя мать, ушла в поля Осириса, когда я
увидел третий разлив Хапи. У нас была служанка из твоего народа, господин,
старая женщина-мешвеш*. Она вырастила меня.
Я прищурился:

- Намекаешь, что сердце твое крепко, как у жителя песков?
Инхапи сделал жест отрицания:

- Сердце мое крепко - пусть я останусь без погребения, если лгу! - но
сказать я хочу о другом. Когда я был мал, Шешала, та женщина из людей
пустыни, учила меня своим словам. Кое-что я помню... Теен и кажжа - это ведь
Демоны Песков? Кажжа - демон сухого песка, теен - зыбучего, а еще есть чиес,
демон пещер и трещин в скалах... Так?

- Так. Это всё, что ты хотел мне сказать?
- Нет. Я... - Он смутился. - Я понимаю смысл твоего имени, господин.
Шешала говорила, что так называют великих вождей и чародеев и что в пустыне