"Михаил Ахманов. Пятая скрижаль Кинара (Принц вечности) ("Хроники Дженнака" #2) " - читать интересную книгу автора

отбирать твой парусник и не пущу его на дно; вот моя милость и пощада,
тидам - во имя памяти О'Каймора, кейтабца, ставшего мне другом! Но прощения
не жди. Слушай мой приговор: ты высадишь всех норелгов на берег - не на
родное их побережье, а прямо тут, среди бесплодных скал; пусть добираются
на родину как могут и помнят, что в Стране Заката им не бывать. Потом ты
отправишься в Йамейн, соберешь тридцать тысяч чейни - ровно столько,
сколько обещано тебе Ах-Кутумом - и переправишь серебро в Хайан, брату
моему, чаку Джиллору; и ты расскажешь всем в Кейтабе, как был наказан мною
и предупрежден, что в следущий раз отберу я не деньги твои, а жизнь. Хайя!
Я сказал!
О'Тига вновь стукнулся лбом о твердые доски палубы; казалось, он
испытывал облегчение, отделавшись столь немногим. Кейтабцы любили деньги;
они умели их наживать, но умели и терять. И хотя тридцать тысяч полновесных
серебряных монет являлись крупной суммой, О'Тига мог компенсировать свои
убытки за два-три удачных рейса в Лизир, Иберу или в богатый золотом
Нефати. Перенаселенный Кейтаб нуждался в лизирском зерне, а иберских
лошадей охотно покупали во всех Уделах Эйпонны, особенно в Сеннаме. Стада
сеннамитов были необозримыми, и конный мог устеречь их гораздо лучше
пешего.
- Хвала Шестерым! - воскликнул О'Тига. - Ты оказал мне милость,
светлорожденный, ты почтил меня доверием! Ибо как ты узнаешь, что я выполню
все, сказанное тобой?
- Я узнаю, - сказал Дженнак, - узнаю.
Он наклонился над кейтабцем, и глаза его вдруг стали темными, лицо -
плоским и широким, нос - приплюснутым, а щеки - отвислыми. На мгновение
О'Тига как бы узрел себя самого; он вздрогнул и сотворил священный знак,
коснувшись правой рукой груди и дунув на ладонь.
- Я узнаю, - повторил Дженнак, выпрямляясь.
Атлийцы, кажется, что-то заметили: младший пытался дрожащими руками
высечь огонь и раскурить табачную скрутку, а старший глядел на сахема
Бритайи во все глаза и было заметно, что гордость борется в нем с суеверным
ужасом. Наконец Ах-Кутум овладел своими чувствами и пробормотал:
- А мы? Что будет с нами, светлый господин?
Плечи Дженнака приподнялись и опустились.
- Если я снова поймаю тебя, Ах-Кутум, то предложу на выбор: или
бассейн с кайманами в хайанском Доме Страданий, или загон, полный голодных
волков у меня в Лондахе. Выбирай кайманов, атлиец; они неплохо обучены и
вершат скорую казнь. Волки страшнее...
Кивнув, он направился к сходням среди раздавшейся толпы. Ирасса шел
впереди него, Хрирд и Уртшига - по бокам; их доспехи матово поблескивали,
наплечники и тяжелые браслеты щетинились стальными щипами, кистени и сумки
раскачивались у бедер. Хрирд нес на плече боевой топор с изогнутым
крючковатым лезвием и копейным острием; у второго сеннамита секира торчала
за поясом, а в руках сверкали отобранные у Ах-Кутума ножи. Дженнак шагал
между ними будто белый сокол-хасс в сопровождении двух бронированных
черепах.
Они были уже у самого борта, когда атлиец окликнул его.
- Слышал я, что ты, светлый господин, прозван Неуязвимым. Слышал, что
ты, побывав во многих сражениях, не имеешь ни ран, ни шрамов, и ни один
человек не сумел коснуться кожи твоей клинком меча или наконечником копья,