"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

назидание, ибо десантник не должен забывать, в чем разница между
горизонтальным и вертикальным. Но этот случай его не отпугнул; он относился
к тем немногим людям, что не боятся высоты и даже испытывают странное, почти
болезненное наслаждение при виде бездн и пропастей, провалов и обрывов. Они
завораживали, притягивали его; и всякий раз, взглянув на землю с высоты,
Баглай невольно ощущал, как падает, как мчится вниз в пустых и беспредельных
безднах, парит без крыльев и парашюта, не вспоминая о неизбежном конце и
ничего не страшась.
Конец, разумеется, существовал, но даже он не казался пугающим. Краткий
миг удара, всплеска пронзительной боли, потом - беспамятство... Почти
эвтаназия! Хороший конец, стремительный, быстрый! И, несомненно, лучший, чем
жизнь в угасающей вялой плоти, смирившейся с каждодневным страданием, с
упадком сил, с болезнями, с отсутствием желаний... Баглай боялся такого
конца. Немногие страхи были способны пробить барьер его брони и вызвать
эмоциональный отклик, и первым среди них был ужас перед старостью. Не смерть
его пугала, нет, а долгий, долгий путь, который вел к забвению; путь,
который ляжет перед ним лет через двадцать или пятнадцать и будет тянуться
годы и годы. Это казалось страшным - таким же страшным, как угроза потерять
сокровища, все или малую часть вещей, найденных им, отнятых у других и
принадлежащих ныне лишь ему. Ему одному!
Эти два страха переплетались, щедро подкармливая друг друга. Он помнил,
как и где добыто большинство его сокровищ, и он боялся, что наступит час,
когда не удастся их защитить. Так же, как не удалось другим, одряхлевшим и
одиноким, которых старость превратила в дичь, в предмет Охоты. Мысль, что
сам он когда-нибудь станет дичью, была неприемлемой, нестерпимой - в той же
мере, как долгий смертный путь или соображение о том, что он умрет, оставив
кому-то другому все собранное и накопленное. Такой вариант исключался; хоть
смерть была неизбежной реальностью, он полагал, что у его сокровищ не будет
других хозяев.
Мрачное утро, мрачные мысли, подумал Баглай и отступил к слуховому
окну. После работы хорошо бы развеяться; может, позвонить Ядвиге и навестить
одну из девушек, а может, пройтись по антикварным лавкам, потратить взятое у
старой генеральши. Но тут он вспомнил, что вечером идет к Черешину, и что от
старухиных денег остался пшик - тысячи две с половиной, на стоящую вещь не
хватит.
Запоздалые сожаления терзали Баглая, когда он спускался в тамбур перед
своими квартирами, отворял дверь, брился и готовил завтрак. Он мог бы взять
все деньги... все, до последнего доллара, и ничего не оставить ублюдкам, о
коих толковала генеральша... Но здравый смысл подсказывал, что делать этого
нельзя. Об этих деньгах знали; не о размерах суммы, но, в принципе, о том,
что деньги существуют и перейдут когда-нибудь наследникам. Это
"когда-нибудь" могло растянуться на многие-многие годы, если не торопить
события, однако не растянулось - из-за его, баглаевых, стараний... Разумные
люди были б ему благодарны... Но где их сыщешь, разумных людей? Тем более -
наследников? Люди жадны; покажется мало, поднимут шум, а шума Баглай не
любил. Главный закон Охоты - осторожность; и, сообразуясь с этим правилом,
он брал лишь то, что без затей просилось в руки.
Деньги попадались редко. Наверное, каждый его подопечный имел их и
прятал где-нибудь в укромном уголке, но деньги - не вещи, не мебель, не
редкие книги в шкафах и не картины на стенах. Словом, не то, что выставляют