"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

риччи" и "кордена", пара политиков средней руки и два десятка иностранцев -
сползались в "Нору" не выигрывать, а развлекаться. Первым номером шла
рулетка, вторым - ужин при свечах, с омарами и стриптизерными плясками, а
третьим - те же стриптизерши, которых разбирали на ночь, распихивая по "БМВ"
и "мерсам" вместе с бутылками пива, шампанского и коньяка. С двумя-тремя из
этих девушек Баглай свел близкое знакомство, но охватить всех примадонн и
весь кордебалет не мог; к себе он женщин не водил, а далеко не каждая
обслуживала "at home". Все-таки Ядвига, с ее Светланами и Татьянами, была
вне конкуренции как личный менеджер Амура; правда, и ставки Ядвиги были
покруче, чем у девиц из "Норы".
Просадив двести долларов и отыграв семнадцать, Баглай решил, что долг
приличия исполнен и спустился на первый этаж. Тут находились ресторан и бар,
и тут, натешившись рулеткой и присмотрев девиц, большей частью оседала
публика, любители омаров и стриптиза - часам к двенадцати, когда желудок и
гениталии напоминали, что не одними играми жив человек. Перед рестораном
простирался холл - или, скорее, широкий закругленный коридор, благодаря
которому "Сквозная нора" получила свое название. Из его середины, минуя
вестибюль и почтительных швейцаров, можно было попасть к главному входу с
Фонтанки; но справа имелся выход в Графский переулок, а слева - во двор, где
парковались машины клиентов. Двор тоже был сквозным и допускал разнообразные
маневры, как в сторону Невского, так и на улицу Рубинштейна. Это являлось
мудрой предосторожностью; хозяева заведения видимо знали, что мышь, у
которой только одна норка, быстро попадается.
На первом этаже Баглай не задержался, а проследовал к неширокой
лестничке, выложенной плитками гранита и спускавшейся в подвал. Она вела из
западного мира в мир восточный; туда, где не глушат спиртное стаканами, а
пьют из крохотных, с наперсток, чашек, где вилку заменяют палочки, где
вместо люстр мерцают фонари, где пахнет кардамоном и сандалом, и где
запретна соблазнительная нагота - лишь шорохи парчи и шелка, взгляд
загадочных раскосых глаз, смоляная прядь над точеным ушком да кисти
фарфоровой белизны, что прячутся в широких рукавах халата... Баглай
спустился в этот тихий парадиз, взглянул на нишу и увидел, что ее закрывает
полуразвернутый свиток с каллиграфически выписанными затейливыми
иероглифами. Насколько он мог судить, то были пожелания благополучия и
здоровья.
Он проследовал дальше, осторожно лавируя среди ширм и низких, еще не
занятых столиков, проник за бамбуковый занавес, миновал кладовку и кухню,
где что-то булькало, шипело и скворчало, и очутился в святая святых - в
маленькой комнатке с лежанкой-каном, покрытым толстым китайским ковром под
двумя светильниками. Ковер будто стекал со стены, просторной складкой огибая
лежанку, и стелился по полу - темно-синий, с розовыми и пепельными
хризантемами и парой беседок, чьи кровли были изогнуты словно кавалерийские
седла. Одна беседка приходилась на стену, другая - на пол, и там, не
позволяя видеть тонких ее подпорок и перил, стоял сундучок с откинутой
крышкой, а в нем, утопая в ватных белопенных облаках, покоилась нефритовая
ваза. Не просто лежала, но была повернута так, чтобы вошедший мог разглядеть
драконью голову с разверстой пастью, рога, клыки и круглые выпуклые глаза
под нависающими веками.
Ли Чунь сидел на лежанке с непроницаемым лицом - только подрагивали
пальцы, уложенные на коленях. Баглай приблизился, заглянул в сундучок,