"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

антиквариату. Последнее было явлением неизбежным, результатом перверсии
любви; если нельзя любить что-то теплое, живое, хоть канарейку, хоть
котенка, любовь обращается к вещам, к предметам холодным, безразличным, но
красивым, и кажется, что это и есть самая истинная любовь - ибо предметы не
живые, они покорны своему владельцу, они не обидят, не предадут, так как
понятия обиды и предательства им попросту неведомы. Они позволяют любоваться
собой, трогать, гладить, ласкать и греть в ладонях, но главное - они
позволяют обладать; обладать столь полно и всеобъемлюще, сколь ни один
человек не может обладать другим. Эта страстная тяга к вещам временами
принимает болезненные формы, становится заботой сексопатологов и именуется
фетишизмом; но чаще ее называют жадностью.
Баглай, однако, не был ни больным, ни слишком жадным. Вернее, эти
обстоятельства присутствовали в том букете чувств, которые внушало
лицезрение красивых дорогих предметов, но лишь как фон, как декорация
спектакля. Актеры тут были другие - отчасти злорадство, но в большей степени
самоудовлетворение и торжество. Люди - а семья ассоциировалась у него со
всеми людьми - не проявляли к нему ни доброты, ни ласки; люди владели столь
многим, желанным для него, но недоступным; люди, наконец, не хотели
делиться, и на попытку насильственного отторжения своих богатств отвечали
стократным насилием. Но он обманул их, придумал способ убивать и отнимать,
не подвергаясь опасности и каре - и в том состояло его торжество. Оно же
было важной частью удовольствия: когда он глядел на свои сокровища, то
вспоминал, что и когда ему досталось, а главное - как и от кого. В отличие
от детских, эти воспоминания были приятными.
Мать его Оленька все же закончила институт и превратилась в Ольгу;
потом, после защиты диссертации - в Ольгу Захаровну, перспективного
преподавателя и тренера. Потом удачно вышла замуж и родила детей; супруг,
чиновник нефтяного министерства, был много старше, но зато берег ее и холил.
Жизнь наладилась, и старый невольный грех мог бы совсем забыться, если б не
постоянное напоминание о нем. Это раздражало; мнилось, что в иных
обстоятельствах все могло бы сложиться удачней, карьера шла бы без помех, а
муж мог быть помоложе и покрасивее, а также повыше чином и перспективнее -
скажем, из министерства иностранных дел.
Баглай подрос, но мать и отчима не радовал. Учился с неохотой, был
нелюдим, все делал наперекор, к двум малышам, сестренке и братцу, не
проявлял родственных чувств, и никаких талантов, кроме несокрушимого
здоровья, в нем не замечалось. Мать мечтала, чтоб он поступил в институт -
экономический, медицинский, не важно какой, лишь бы поднялся быстрее на
ноги, что было б поводом расстаться и забыть. Но он и тут пошел наперекор -
закончил школу, проболтался год на курсах при медицинском институте,
экзаменов не сдал и прямиком отправился в армию.
Взяли его в ВДВ, по причине крепкого телосложения и неприкрытой
агрессивности. Попал он на север, в войсковую часть под Выборгом. Учили там
хорошо и учили долго, месяцев десять, а после, во имя интернациональной
солидарности, отправляли в Афганистан. Все эти десять месяцев афганские горы
маячили перед Баглаем, и слышал он в снах жужжание муджахедских пуль, грохот
взрывов и злые гортанные вопли на чужом языке. Жизнь опять поворачивалась не
лучшей стороной: кто-то учился в институте, кто-то гулял с девочками, кто-то
мог шарить в родительском кармане, брать и тратить, не считая; а
расплатиться за них должен был он, Баглай. По самому крупному счету: жизнью