"Акрам Айлисли. Люди и деревья (трилогия)" - читать интересную книгу автора

Рядом с Зохрой - директор школы Нуфталы-муаллим. Он в желтой полосатой
сорочке и в галстуке, широким узлом завязанном на длинной шее. Председатель
сельсовета - дядя Абуталиб - тоже, разумеется, здесь, за красным столом
президиума. В этом человеке примечательное - только кепка с длинным
козырьком и большие красные уши, отгибающиеся под ее тяжестью. Зато Имамали,
отец Алиша, Велиша и Малика, сразу привлекает внимание. Прежде всего потому,
что колхозный сторож Имамали вообще заметное лицо в деревне - как-никак
музыкант, а главное, он человек необычайной опрятности, несколько даже
франтоватый. Пусть на рукавах его чисто выстиранного чесучового пиджака
светятся большие заплаты, зато папаха совершенно новая. Усы он все время
подкручивает, хотя они и без того торчат в разные стороны. И лицо у Имамали
свежее, только что выбритое, осанка гордая, и вообще вид такой, что его
просто не представишь себе улыбающимся.
Собрания устраивались главным образом для читки газет, но каждый раз,
прежде чем начать читку, дядя Муртуз обязательно говорил о колхозных делах.
Председатель сельсовета никогда не выступал на собраниях, никогда не
произносил речей, он только кивал головой, покачиванием длинного козырька
выражая свое полное согласие с тем, что говорил дядя Муртуз. После
выступления председателя колхоза слово предоставлялось директору школы -
газеты читал он. Директор читал громко, отчетливо произнося цифры и названия
городов; "немецкие фашисты", "убитые и раненые", "насиловали женщин и
девушек" - эти слова попадались чаще других и хорошо мне запомнились. Когда
директор произносил слово "убитые", я всегда вспоминал бабушкины похороны и
прежде всего старух, обмывавших ее тело; при слове "раненые" я сейчас же
представлял себе нашу бесхвостую курицу; суматошно хлопая крыльями, она
перелетает через забор и, припадая на перебитую лапку, ковыляет к
курятнику...
После читки газет брал слово Имамали. Он распрямлялся во весь свой
огромный рост и, выпятив грудь, как делал это, когда бил в барабан, начинал
речь. Говорил он громко, внушительно, стараясь употреблять побольше газетных
слов.
- Товарищи, - говорил Имамали, поглаживая рукой усы, - захватчики
пришли на нашу землю, чтобы поработить нас! Разрушить наши дома, обесчестить
наших жен и дочерей - вот чего они хотят! Не вышло! Планы немецких фашистов
позорно провалились! Почему, дорогие мои соотечественники? Почему, я вас
спрашиваю? Да потому, во-первых, что не на тех нарвались! Мы не какие-нибудь
ублюдки, мы - Советская власть! Потому, во-вторых, что мы, семьдесят две
свободные нации, соединились вместе! У нас интерсанал!
"В-третьих, в-четвертых, в-пятых..."
Имамали перечислял обычно не меньше десяти пунктов, с каждым счетом
загибая по пальцу. Потом клал руку на закрытый повязкой глаз и говорил так:
- Этот глаз, товарищи, я потерял, сражаясь за Советскую власть. Но я,
не задумываясь, отдам за нее и другой мой глаз! Все отдам: дом, хозяйство,
сыновей, жизнь свою отдам за Советскую власть, за нашу Родину! И вот вам
слово коммуниста: пока я жив, я не уйду с этих гор! До победного конца буду
бить в свой барабан! Азербайджанцы никогда не были трусами! И пусть молчат
клеветники! Наша нация была и останется первой среди других! И я так
закончу, товарищи: пусть вечно живет на земле всемирная азербайджанская
нация!
В этом месте дядя Муртуз вставал и протягивал выступавшему руку.