"Еремей Айпин. Ханты, или Звезда Утренней Зари" - читать интересную книгу автора

случилось что-то ужасное, а что именно - не мог понять. И он все метался по
избушке, и никому до него не было дела. И никому он не нужен был.
Может быть, побелела его голова под тяжестью "военных бумаг", что
пришлось ему возить в войну. В то время он был почтовым человеком и
доставлял почту из Верхнего поселка до Нижнего, а из Нижнего до Верхнего, до
своего поселка. Летом на обласе-долбленке, зимой - на оленях. Бывало, в
Нижнем ему вручали почту и говорили, что там "срочные военные бумаги" из
районного центра - через полтора-двое суток должны быть на месте. А еще
лучше - через сутки-полтора. Мало, конечно, времени вверх по реке, против
течения. Мыслимо ли за такой срок?! Но... война. И он брался за
кремневое[22] весло, от которого горела кожа на ладонях. Когда рукам
становилось совсем невмоготу, он срезал особенно большие повороты Реки по
перетаскам-волокам - продевал весло в носовую петлю и, подняв на плечо,
таким способом впрягался в свой облас. Тяжелы же "военные бумаги" - повестки
в райвоенкомат, повестки на войну. И хотя Ефим знал, что не он начал эту
войну, не его страна, но он все равно чувствовал себя виновным перед людьми.
Будто не война, а он разлучал девушек с женихами и братьями, женщин - с
мужьями и сыновьями, детей - с отцами-дедами и старшими братьями. Это он,
почтовый человек, привозил в село слезы разлуки и тяжкую горечь расставания.
Это он отрывал людей от родного дома, родной земли, близких родственников -
кого на долгие военные годы, а кого и навсегда. И от этого так тяжела была
почтовая поклажа на перетасках-волоках. А потом стало еще тяжелее - пошли
похоронки. И он, гребя против течения и волоча облас по перетаскам, думал о
фронте и о тех, кто уходил туда. Охотники, особенно молодые, все видели в
романтической дымке и охотно ехали на фронт. Они говорили, что хорошо
владеют оружием, быстро ходят на лыжах-подволоках, умеют предсказывать
погоду и ориентироваться на местности. Словом, привычны к тяготам кочевой -
походной - жизни. Раз белке попадаем в голову, наивно рассуждали они, так
неужели в фашиста не попадем?! Ведь фашист-то намного больше белки!.. Такого
же мнения был и Ефим. О себе не думали. Вернее, как все ханты, они свято
верили в свою судьбу: чему быть, того не миновать. Кому суждено в огне
сгореть - тот не утонет. Кому суждено утонуть - тот и в огне не сгорит. Так
и на войне. Кому суждено жить - тот вернется с победой, того никакая пуля не
возьмет. А если кого и возьмет пуля - так уж судьба, а против судьбы куда
попрешь. Значит, кончились дни, что тебе отпущены на земле. А кончиться этим
дням суждено там, на фронте - в первую ли атаку, в жестокую ли бомбежку, от
шального ли снаряда. А пока жизнь хороша была тем, что никто не знал, что
его ожидает впереди. И у Ефима было смутное представление о недалеком
будущем. И с фронтом у него пока ничего не получалось. Пришла ему повестка,
в сорок первом. Но из Сургута его вернули домой: фронту нужны были не только
хорошие стрелки, но и рыба, мясо и теплые меха. Сначала он рыбачил и
охотился, как все сородичи. Но потом понадобился человек, легкий на подъем,
скорый на руку, выносливый - и определили его "почтовым человеком". Второй
раз призвали его летом сорок третьего года. Тогда семь охотников получили
повестки. И отправились в Сургут на большом неводнике.[23] Но пока они на
гребях добирались до районного центра, пароход с мобилизованными уже отплыл
в Омск. И он снова вернулся домой: возил почту, а в перерывах между
поездками для фронта добывал рыбу и зверя.
В третий раз приехал в военкомат зимой сорок четвертого. Провожал его
отец, который должен вернуться домой с упряжками оленей - другого транспорта