"Чингиз Торекулович Айтматов. Материнское поле" - читать интересную книгу автора

прощения просить. Он и так и эдак:
- Извините, любезные жницы, промашка получилась. Отныне буду вам
кланяться за версту.
Но этим Касым не отделался.
- Теперь, - говорят, - давай прокати нас на велосипеде, как барышень
городских, да чтоб с ветерком!
И наперебой пошли подсаживать друг дружку на велосипед, а сами следом
бегут, со смеху покатываются. Сидели бы уж смирно, так нет - крутятся,
визжат.
Касым от смеха еле на ногах держится.
- Ну, хватит, довольно, отпустите, черти! - умоляет он.
А те нет, только одну прокатит - другая цепляется.
Наконец Касым осерчал не на шутку:
- Да вы что, посбесились, что ли? Роса просохла, мне комбайн выводить,
а вы!.. Работать пришли или в шутки играть? Отстаньте!
Ох и смеху было в тот день. А небо какое было в тот день -
голубое-голубое, а солнце как ярко светило!
Приступили мы к работе, замелькали серпы, солнце жарче припекло, и
застрекотали на всю степь цикады. С непривычки всегда тяжело, пока не
втянешься, но весь день не покидало меня утреннее настроение. Широко,
светло было на душе. Все, что видели глаза мои, все, что я слышала и
ощущала, - все, казалось мне, создано для меня, для моего счастья, и все,
казалось мне, полно необыкновенной красоты и радости. Отрадно было видеть,
как кто-то скакал куда-то, ныряя в высоких волнах пшеницы, - может, то был
Суванкул? Отрадно было слышать звон серпов, шелест падающей пшеницы, слова
и смех людей. Отрадно было, когда неподалеку проходил комбайн Касыма,
заглушал собой все другое. Касым стоял у штурвала, то и дело подставлял
пригоршни под бурую струю обмолота, падающего в бункер, и каждый раз,
поднеся зерно к лицу, вдыхал его запах. Мне казалось, что я сама дышу этим
теплым, еще молочным запахом спелого зерна, от которого голова идет кругом.
А когда комбайн приостановился напротив нас, Касым крикнул, словно бы с
вершины горы:
- Эй, ездовой, торопись! Не задерживай!
А Алиман схватила кувшин с айраном.
- Побегу, - говорит, - пить отнесу ему!
И пустилась бежать к комбайну. Она бежала по новой комбайновой стерне
стройная, молодая, в красной косынке и белом платье и, казалось, несла в
руках не кувшин, а песню любящей жены. Все в ней говорило о любви. А я
как-то невольно подумала: "Вот бы и Суванкулу испить айрана", - и
оглянулась по сторонам. Но где там! С началом страды не найдешь бригадира,
день-деньской он в седле, скачет из конца в конец, хлопот у него по горло.
К вечеру на полевом стане для нас был уже готов хлеб из пшеницы нового
урожая. Эту муку приготовили заранее, обмолотив снопы с обкоса, который мы
начали неделю назад. Много раз за свою жизнь приводилось мне есть первый
хлеб нового урожая, и всякий раз, когда я подношу ко рту первый кусок, мне
кажется, совершаю святой обряд. Хлеб этот хотя и темного цвета и немного
клейкий, словно бы испеченный из жидко замешанного теста, но ни с чем на
свете несравним его сладковатый привкус и необыкновенный дух: пахнет он
солнцем, молодой соломой и дымом.
Когда проголодавшиеся жнецы пришли на полевой стан и расположились на